— Ну и, в-третьих, — хитро продолжает мужчина, — если вы в самом деле хотите меня отблагодарить, то самое время принять мое приглашение. Так что вы думаете по поводу воскресенья?
— Думаю, что это весьма заманчивое предложение, на которое я не в силах ответить отказом! — жеманничаю с улыбкой на лице.
— Тогда, может быть, вы позволите мне еще немного понаглеть и пригласить вас во вторник на обед? — вскидывает бровь Бруно.
— Знаете, Бруно, я очень люблю обедать!
Следующим же утром проверяю светскую сводку новостей, ищу свое имя, не нахожу и успокаиваюсь. Следом мне приходит в голову поискать информацию и о Бруно Гарсии, и вот тут я наталкиваюсь на интересную статью: «Томас Уиллер выкатывает свои колеса из клуба «Феттелини». Чем закончится гран-при Мониак?». И, разумеется, в качестве иллюстрации вчерашние фотографии.
— Как же это так! — досадливо закусываю губу.
Возможно, в машине сидел еще один папарацци и в отличие от своего коллеги-неудачника успел сделать несколько хороших снимков. Один плюс, на кадре меня почти не видно, я стою в обнимку с Бруно Гарсия где-то внизу снимка, спрятав лицо у мужчины на груди, на первом плане находится Томас Уиллер, подпирающий колесо ногой. На следующем фото, это самое колесо аккуратно, но оно мчится уже на фотографа.
На всякий случай пробегаю взглядом по статье, обо мне написано совсем вскользь: «Летевшее колесо чуть не задело девушку, но ее спас, приняв удар на себя, мимо проходивший Бруно Гарсия». Моя бровь удивленно поднимается вверх:
— Интересно, в какой момент Гарсия принял удар на себя, — бормочу я и продолжаю чтение: «После чего Томас Уиллер нанес тяжкие физические повреждения случайному прохожему… Дело будет рассматриваться в суде… Выступление Уиллера в воскресном заезде под угрозой».
Я отбрасываю планшет в сторону и потираю глаза, в какой бы стране я не находилась, а желтая пресса везде работает не чисто.
Обедать Бруно пригласил меня на открытую террасу автодрома, где проходят местные заезды. Зрителей на трибунах мало, да и движение мало оживленное, машины летают по трассе точно сонные мухи, но мне все равно очень интересно наблюдать за болидами вживую.
— Обещаю, в воскресенье здесь развернется настоящее зрелище, трибуны будут взрываться от накала страстей! — восторженно проговаривает Бруно.
Он отходит к самому краю террасы и раскидывает руки в стороны, будто мужчина владеет не просто командой, а целым автодромом.
— Я вся в предвкушении, — мило проговариваю в ответ.
Бруно встает ко мне вполоборота и его губы кривятся в довольной улыбке:
— Вы не пожалеете, Донна, — сладко обещает он.
Официанты берут наш заказ и удаляются, между нами с Гарсией виснет неловкая тишина, разрываемая лишь неприятным визгом колес на поворотах. Новых тем для разговора пока не назрело, и Бруно молча накрывает мою ладонь своей. Не могу удержаться и считываю его эмоции. Мягко говоря, я ему нравлюсь. Сильно нравлюсь. Настолько, что мне хочется выдернуть руку и убежать.
В этот момент на террасе появляется еще одно действующее лицо. И здесь я уже в грязь лицом не падаю, а угадываю в мужчине Александра Ханнигана, владельца автоклуба «Гамильтон». С Лордом Ханниганом лично не знакома, хотя мы и пересекались пару раз на званых раутах.
— О! Гарсия! — уныло восклицает он, — Очень рад тебя видеть, — вяло проговаривает и демонстративно распахивает перед собой газету.
— И тебе всего самого лучшего, Ханниган, — с показательной расслабленностью бросает Бруно, но его рука по-прежнему накрывает мою, и я отчетливо чувствую, как его похоть по отношению ко мне сменяется неприязнью к Александру.
Замечаю, как хмурятся брови моего собеседника, и опускаются уголки поджатых губ. Бруно качает головой, избавляясь от неприятных мыслей, и возвращает свой взгляд ко мне:
— Простите, Донна, это мой конкурент, — неохотно поясняет он, — У нас очень напряженные отношения. Знаете, как порой трудно бывает сдержать эмоции!
— Могу представить, — тихо улыбаюсь его словам. Кому как не мне это известно?
— Может быть, вы слышали о клубе «Гамильтон»? Они опережают нас на несколько позиций в турнирной таблице, — небрежно уточняет Гарсия, хотя губы его вновь непроизвольно поджимаются, и без всякой тени сомнения он добавляет, — Но это только пока. Скоро все изменится.