— Нет, мой друг, я хочу только, чтобы и ты, в свою очередь, меня полюбил и считал себя принадлежащим к моему дому и чтобы ты сегодня, пока будешь здесь устраиваться, позволил мне присутствовать на церемонии вручения королю эстортуэра[7].
— Ах, — сказал Реми, — вот мы уже и собираемся наделать глупостей.
— Э, нет, наоборот, обещаю тебе вести себя примерно.
— Но вам придется сесть на коня.
— Проклятье! Это совершенно необходимо.
— Найдется ли у вас хороший скакун со спокойным аллюром?
— У меня таких четыре на выбор.
— Ну хорошо, возьмите себе на сей раз коня, на которого вы посадили бы даму с портрета, понимаете?
— Ах, я понимаю, отлично понимаю. Послушай, Реми, воистину ты раз и навсегда нашел путь к моему сердцу: я страшно боялся, что ты не допустишь меня к участию в этой охоте или, скорее, в этом охотничьем представлении, на котором будут присутствовать все придворные дамы и толпы любопытствующих горожанок. И я уверен, Реми, милый Реми, ты понял, что дама с портрета должна принадлежать ко двору или, во всяком случае, должна быть парижанкой. Несомненно, она не простая горожанка: гобелены, тончайшие эмали, расписной потолок, кровать с бело-золотым пологом — словом, вся эта изысканная роскошь обличает в ней даму высокого происхождения или по меньшей мере богатую женщину. Что, если я встречу ее там, в лесу?
— Все возможно, — философски заметил ле Одуэн.
— За исключением одного — разыскать дом, — вздохнул Бюсси.
— И проникнуть в него, когда мы его разыщем, — добавил Реми.
— Ну уж об этом-то я меньше всего беспокоюсь, — сказал Бюсси. — Мне бы только добраться до его дверей, а уж там я пущу в ход одно испытанное средство.
— Какое?
— Устрою себе еще один удар шпагой.
— Отлично, — сказал Реми, — ваши слова позволяют надеяться, что вы сохраните меня при себе.
— Ну, на этот счет будь спокоен. Мне кажется, будто я тебя знаю лет двадцать, не меньше, и, слово дворянина, уже не смогу обводиться без тебя.
Приятное лицо молодого лекаря расцвело от невыразимой радости.
— Итак, — сказал он, — решено. Вы едете на охоту и займетесь там поисками дамы, а я вернусь на улицу Ботрейи искать дом.
— Вот будет занятно, — сказал Бюсси, — если окажется, что мы оба добились успеха.
На этом они распрощались — скорее как два друга, чем как господин и слуга.
В Венсенском лесу действительно затевалась большая охота в честь вступления в должность господина Бриана де Монсоро, несколько недель назад назначенного главным ловчим. Вчерашняя процессия и неожиданное покаяние короля, который начал пост в последний день масленичного карнавала, заставили придворных усомниться, что он почтит своим присутствием эту охоту. Ибо обычно, когда на Генриха III находил приступ набожности, он неделями не покидал Лувра, а иногда даже отправлялся умерщвлять плоть в монастырь. Однако на сей раз, к удивлению придворных, около девяти часов утра уже было известно, что король выехал в Венсенский замок и гонит лань вместе со своим братом, герцогом Анжуйским, и всем двором.
Местом сбора охотников служила Коновязь короля Людовика Святого. Так назывался в те времена перекресток дорог, где, как говорят, тогда еще можно было увидеть знаменитый дуб, под которым король-мученик вершил правосудие. Все собрались к девяти часам, и ровно в девять, верхом на прекрасном вороном жеребце, на поляну выехал новоиспеченный главный ловчий, предмет всеобщего любопытства, ибо почти никто из придворных его не знал.
Все взоры обратились на вновь прибывшего.
Бриан де Монсоро был высокий мужчина лет тридцати пяти; на его лице, испещренном мелкими оспинами, при малейшем волнении проступали красные пятна, и это пробуждало любопытных приглядываться к нему еще пристальнее, что очень редко идет на пользу тому, на кого смотрят.
И действительно, чувство взаимной симпатии обычно возникает сразу: прямой взгляд и открытая улыбка вызывают ответный ласковый взор и улыбку.
В камзоле зеленого сукна, сплошь расшитом серебряными галунами, опоясанный серебряной перевязью, на которой был вышит щит с королевским гербом, в берете с длинным пером, с копьем в левой руке, с эстортуэром, предназначенным для короля, — в правой, господин де Монсоро мог показаться грозным сеньором, но назвать его красивым нельзя было никак.
— Фи! Что за урода вы нам привезли, ваше высочество, — сказал Бюсси, обращаясь к герцогу Анжуйскому. Так вот каким дворянам вы покровительствуете! Черт меня побери, если в Париже найдется второе такое чудовище, а Париж — город очень большой и густо населенный отнюдь не красавцами. Ваше высочество, вы знаете, что я не верю разным слухам, но молва гласит, будто вы приложили все старания к тому, чтобы король согласился принять главного ловчего из ваших рук.
7
Эстортуэр — жезл, который главный ловчий вручает королю, дабы этим жезлом король при скачке галопом раздвигал ветки деревьев.