Тогда я вернулась в свою спальню. То, что мы находимся в замке Боже, и почет, которым нас окружили, объясняли мне все. Герцог Анжуйский увидел меня на балу у господина де Монсоро и влюбился. Батюшка был об этом предупрежден и решил уберечь свою дочь от преследований, которым она, несомненно, должна была подвергнуться. Он хотел удалить меня из Меридора, но эта предосторожность из-за измены кого-то из слуг или несчастного случая не увенчалась успехом. Я попала в руки того человека, от которого отец тщетно пытался меня спасти.
Эта мысль показалась мне вполне правдоподобной и действительно впоследствии подтвердилась.
Уступив мольбам Гертруды, я выпила чашку молока и съела ломтик хлеба.
Утро прошло за составлением самых безрассудных планов бегства. В ста шагах от нас, в камышах, стояла лодка с веслами. Будь это утлое суденышко в пределах досягаемости, то, конечно, моих сил, удесятеренных страхом, и немалых природных сил Гертруды нам хватило бы, чтобы спастись.
В течение дня нас никто не беспокоил. Нам подали обед точно так же, как в свое время — завтрак. Но от слабости я едва стояла на ногах. За обедом мне прислуживала Гертруда; наши стражники, поставив блюда на стол, тут же удалились. И вдруг, разломив маленький хлебец, я увидела в нем записку.
Я торопливо развернула ее и прочла:
“Ваш друг печется о Вас. Завтра Вы получите весточку от него и от Вашего отца”.
Понятно, как я обрадовалась; мое сердце забилось так отчаянно, словно хотело выпрыгнуть из груди. Я показала записку Гертруде. Остаток дня прошел в ожиданиях и надеждах.
Миновала вторая ночь, наступил час завтрака, которого я ждала с нетерпением, ибо не сомневалась, что в хлебе снова найду записку. И я не обманулась. Содержание записки было следующее:
“Лицо, которое Вас похитило, прибудет в замок Боже сегодня вечером, в десять часов. Но в девять часов друг, пекущийся о Вас, появится под Вашими окнами с письмом от Вашего отца. Это письмо внушит Вам доверие к его подателю, которое иначе Вы, быть может, ему и не оказали бы. Записку сожгите”.
Я читала и перечитывала это послание, затем бросила его в огонь, как мне советовали. Почерк был мне незнаком, и, признаюсь, я совершенно не подозревала, кто мог быть автором записки.
Мы с Гертрудой терялись в догадках. Сто раз за это утро подходили мы к окну посмотреть, нет ли кого-нибудь на берегу пруда или в лесу, но и лес и пруд были пустынны.
Через час после обеда в нашу дверь постучали. Впервые к нам стучались не в часы трапезы, но мы не могли запереться изнутри, и поэтому нам ничего не оставалось, как разрешить войти.
Вошел человек, который привез нас сюда; я не могла узнать его в лицо, потому что видела его только в маске, но с первых же слов узнала по голосу.
Он подал мне письмо.
— Кто вас послал, сударь? — спросила я.
— Потрудитесь, пожалуйста, прочесть это письмо, сударыня, — ответил он, — и вы все узнаете.
— Но я не желаю читать письмо, не зная, от кого оно.
— Сударыня, вы вольны делать все, что вам вздумается. Мне приказано вручить вам это послание, и я складываю его к вашим ногам. Если вы соблаговолите, то наклонитесь и поднимете его.
И, этот человек, по всей вероятности дворянин, положил письмо на скамеечку у меня под ногами и вышел.
— Что делать? — спросила я Гертруду.
— Осмелюсь посоветовать вам, барышня, прочесть письмо. Может быть, в нем говорится о какой-то опасности, которой мы сможем избежать, если будем знать о ней.
Совет был настолько разумен, что я тут же распечатала письмо.
Диана прервала свое повествование, встала, открыла маленькую шкатулку — из тех, что мы до сих пор называем по-итальянски stipo, — достала шелковый конверт и извлекла оттуда письмо.
Бюсси посмотрел на адрес.
— “Прекрасной Диане де Меридор”,— прочел он.
Затем, взглянув на молодую женщину, сказал:
— Адрес написан рукой герцога Анжуйского.
— Ах, — воскликнула Диана, — значит, он меня не обманул! Затем, увидев, что Бюсси не решается раскрыть письмо, приказала: — Читайте. Случай сделал вас свидетелем самых интимных событий моей жизни, мне нечего от вас скрывать.
Бюсси повиновался и прочел следующее:
“Несчастный принц, пораженный в самое сердце Вашей божественной красотой, навестит Вас сегодня вечером, в десять часов, дабы принести извинения за все, что он себе позволил по отношению к Вам. Для его действий, как это он сам понимает, не может быть иного оправдания, кроме неодолимой любви, которую Вы ему внушаете.