Ждать пришлось недолго. На улице Сент-Антуан показался всадник, он ехал, держась середины улицы. Без сомнения, он и был тем человеком, которого подстерегали пятеро дворян, спрятавшихся в засаде, ибо, как только они его заметили, они закричали: “К оружию! К оружию!” — и бросились на него.
Все, что касается этого всадника, вы знаете лучше меня: ведь это были вы.
— Отнюдь нет, сударыня, — ответил Бюсси, который по тону молодой женщины надеялся угадать тайну ее сердца, — отнюдь нет, я помню только стычку, потому что сразу же после нее потерял сознание.
— Нет смысла объяснять вам, — продолжала Диана, слегка покраснев, — на чьей стороне были наши симпатии в этом сражении, в котором вы так доблестно бились, несмотря на неравенство сил. При каждом ударе шпаги мы то вздрагивали от испуга, то вскрикивали от радости, то шептали молитву. Мы видели, как у вашей лошади подкосились ноги и как она упала. Казалось, с вами все кончено; но нет, отважный Бюсси вполне заслужил славу. Вы успели соскочить с коня и тут же бросились на врагов. Наконец, когда вас окружили со всех сторон, когда отовсюду вам грозила неминуемая гибель, вы отступили, как лев, лицом к противникам, и мы видели, что вы прислонились к нашей двери. Тут нам с Гертрудой пришла в голову одна и та же мысль — впустить вас в дом. Гертруда взглянула на меня. “Да”,— сказала я, и мы бросились к лестнице. Но, как я вам я уже говорила, мы забаррикадировались изнутри, и нам потребовалось некоторое время, чтобы отодвинуть мебель, загораживающую дверь в коридор; когда мы выбежали на лестничную площадку, снизу до нас донесся стук захлопнувшейся двери.
Мы замерли в неподвижности. Кто этот человек, который только что вошел к нам, и как сумел он войти?
Я оперлась на плечо Гертруды, и мы молча стояли и ждали, что будет дальше.
Вскоре в прихожей послышались шаги, они приближались к лестнице, наконец внизу показался человек; шатаясь, он добрел до лестницы, вытянул руки вперед и с глухим стоном упал на нижние ступеньки.
Мы догадались, что его не преследуют, так как ему удалось закрыть дверь, которую, на его счастье, оставил незапертой герцог Анжуйский, и, таким образом, преградить путь своим противникам, но мы подумали, что он свалился на лестницу тяжело и, может быть, даже смертельно раненный. Во всяком случае, нам нечего было опасаться, напротив того — у наших ног лежал человек, нуждавшийся в помощи.
— Посвети мне, — сказала я Гертруде.
Она убежала и вернулась со светильником. Мы не обманулись: вы были в глубоком обмороке. Мы узнали в вас того отважного дворянина, который столь доблестно оборонялся, и, не колеблясь, решили оказать вам помощь.
Мы перенесли вас в мою спальню и уложили в постель. Вы все еще не приходили в сознание; по всей видимости, нужна была помощь хирурга. Гертруда вспомнила, что ей рассказывали о каком-то молодом лекаре с улицы… с улицы Ботрейи, который несколько дней назад чудесным образом исцелил тяжелобольного. Она вызвалась сходить за ним.
— Однако, — сказала я, — ведь молодой лекарь может нас выдать.
— Будьте покойны, — ответила Гертруда, — об этом я позабочусь.
— Гертруда — девушка одновременно и смелая, и осторожная, — продолжала Диана. — Я положилась на нее. Она взяла деньги, ключ и мой кинжал, а я осталась одна возле вас… и молилась за вас.
— Увы, — сказал Бюсси, — а я и не подозревал, сударыня, что мне выпало такое счастье.
— Четверть часа спустя Гертруда вернулась. Она привела молодого лекаря, который согласился на наши условия и проделал весь путь с завязанными глазами.
Я удалилась в гостиную, а его ввели в мою комнату. Там ему позволили снять с глаз повязку.
— Да, — сказал Бюсси, — именно в эту минуту я пришел в себя, и мои глаза остановились на вашем портрете, а потом мне показалось, что вошли вы сами.
— Так и было, я вошла: тревога за вас возобладала над осторожностью. Я задала молодому хирургу несколько вопросов, он осмотрел рану, сказал, что отвечает за вашу жизнь, и у меня словно камень с души свалился.
— Все это сохранилось в моем сознании, — сказал Бюсси, — но лишь в виде воспоминания о каком-то сне, который я почему-то не забыл, и, однако, вот здесь, — добавил он, положив руку на сердце, — что-то говорило мне: “Это был не сон”.
Доктор перевязал вашу рану, потом достал флакон с какой-то красной жидкостью и капнул несколько капель вам в рот. По его словам, этот эликсир должен был усыпить вас и прогнать лихорадку.