— Вы думаете? — с явным облегчением спросил Реми.
— Я отвечаю за свои слова, но дело в том, что расплачиваться с вами следовало вовсе не этой даме, ведь я ее не знаю, и она меня тоже.
— Вот еще одна причина вернуть деньги. Сами видите.
— Я хотел вам сказать только, что я тоже ваш должник.
— Вы мой должник?
— Да, и я отблагодарю вас. Чем вы занимаетесь в Париже? Давайте рассказывайте. Поверьте мне свои тайны, любезный господин Реми.
— Чем я занимаюсь в Париже? Да, в сущности, ничем, господин граф, но я мог бы кое-чем заняться, имей я пациентов.
— Ну что же, вам очень повезло; для начала я предлагаю вам одного пациента — самого себя. Поверьте, у вас будет большая практика! Не проходит дня, чтобы либо я не продырявил самое прекрасное творение Создателя, либо кто другой не подпортил великолепный образчик Его искусства в моем лице. Ну как, согласны вы заняться штопаньем дыр, которые будут протыкать в моей шкуре, или тех, которые я сам проткну в чьей-либо оболочке?
— Ах, господин граф, — сказал Реми, — у меня так мало заслуг…
— Напротив, вы именно тот человек, который мне нужен, дьявол меня побери! Рука у вас легкая, как у женщины, и с этим бальзамом…
— Сударь!
— Вы будете жить у меня, у вас будут свои собственные апартаменты, свои слуги; соглашайтесь, или, даю слово, вы ввергнете меня в пучину отчаяния. К тому же ваша работа еще не закончена: вам пора сменить мне повязку, любезный господин Реми.
— Господин граф, — отвечал молодой врач, — я в таком восторге, что не знаю, как выразить свою радость. У меня будет работа! У меня будут пациенты!
— Ну нет, ведь я сказал, что беру вас только для себя самого… ну и для моих друзей, естественно. А теперь — вы ничего больше не помните г
— Ничего.
— Ну, коли так, то помогите мне разобраться кое в чем, если это возможно.
— В чем именно?
— Да видите ли… вы человек наблюдательный: вы считаете шаги, вы ощупываете стены, вы запоминаете голоса. Не знаете ли вы, почему, после того как вы меня перевязали, я очутился на откосе рва у Тампля?
— Вы?!
— Да, я… Может быть, вы помогали меня переносить?
— Ни в коем случае! Наоборот, если бы спросили моего совета, я решительно воспротивился бы такому перемещению. Холод мог вам очень повредить.
— Тогда я ума не приложу, как это случилось. Вам угодно будет продолжить поиски вместе со мной?
— Мне угодно все, что угодно вам, сударь, но я боюсь, что от этого не будет проку, ведь все дома тут на одно лицо.
— Тоща, — сказал Бюсси, — надо будет посмотреть на них днем.
— Да, но днем нас увидят.
— Тогда надо будет собрать сведения.
— Мы все разузнаем, ваше сиятельство…
— И мы добьемся своего. Поверьте мне, Реми, отныне нас двое, и мы существуем не во сне, а наяву, а это уже немало.
XI
О ТОМ, ЧТО ЗА ЧЕЛОВЕК БЫЛ ГЛАВНЫЙ ЛОВЧИЙ БРИАН ДЕ МОНСОРО
Даже не радость, а чувство какого-то исступленного восторга охватило Бюсси, когда он убедился, что женщина его грез действительно существует и что эта женщина не во сне, а наяву оказала ему то великодушное гостеприимство, неясные воспоминания о котором он хранил в глубине сердца.
95
Поэтому Бюсси решил ни на мгновение не расставаться с молодым лекарем, которого он только что возвел в ранг своего постоянного врачевателя. Он потребовал, чтобы Реми, такой, как был — весь в грязи с головы до пят, сел вместе с ним в носилки. Бюсси боялся, что, если он хоть на миг упустит Реми из виду, тот исчезнет, подобно дивному видению прошлой ночи; нужно было во что бы то ни стало доставить его к себе домой и запереть на ключ до утра, а на следующий день будет видно, выпускать его на свободу или нет.
Во время обратного пути Бюсси задавал все новые и новые вопросы, но ответы на них вращались в замкнутом кругу, который мы только что очертили. Реми ле Одуэн знал не больше Бюсси, правда, лекарь, не терявший сознания, был уверен, что Бюсси не грезил.
Для всякого влюбленного человека — а Бюсси влюбился с первого взгляда — чрезвычайно важно иметь рядом кого-нибудь, с кем можно было бы потолковать о любимой женщине. Правда, Реми не удостоился чести лицезреть красавицу, но в глазах Бюсси это было еще одним достоинством, ибо давало ему возможность снова и снова объяснять своему спутнику, насколько оригинал во всех отношениях превосходит копию.
Бюсси горел желанием провести всю ночь в разговорах о прекрасной незнакомке, но Реми начал исполнение своих обязанностей врача с того, что потребовал от раненого уснуть или, по меньшей мере, лечь в постель. Усталость и боль от раны давали нашему герою такой же совет, и в конце концов эти три могущественные силы одержали над ним верх.
Однако, прежде чем лечь в постель, Бюсси сам лично разместил своего нового наперсника в трех комнатах четвертого этажа, которые он сам занимал в годы юности. И только убедившись, что молодой врач, довольный своей новой квартирой и новой судьбой, подаренной ему Провидением, не сбежит тайком из дворца, Бюсси спустился на второй этаж, в свои роскошные апартаменты.
Когда на следующий день он проснулся, Реми уже стоял у его постели. Молодой человек не мог поверить в свалившееся на него счастье и всю ночь ожидал пробуждения Бюсси, в свою очередь желая убедиться, что все это не сон.
— Ну, — сказал Реми, — как вы себя чувствуете?
— Как нельзя лучше, милейший эскулап. Ну, а вы, вы довольны?
— Так доволен, мой сиятельный покровитель, что не поменялся бы своей участью с самим королем Генрихом Третьим, хотя за вчерашний день его величество должен был сильно продвинуться по пути в рай. Но разрешите взглянуть на рану.
— Взгляните.
И Бюсси повернулся на бок, чтобы молодой хирург мог снять повязку.
Рана выглядела как нельзя лучше, края ее стянулись и приняли розовую окраску. Окрыленный надеждой, Бюсси хорошо спал, крепкий сон и ощущение счастья пришли на помощь хирургу, не оставив на его долю почти никаких забот.
— Ну что? — спросил Бюсси. — Что вы скажете, мэтр Амбруаз Парэ?
— Я скажу, что вы уже почти выздоровели, но открываю вам эту врачебную тайну с большим страхом: как бы вы не отослали меня обратно на улицу Ботрейи, что в пятистах двух шагах от знаменитого дома.
— Который мы разыщем, не правда ли, Реми?
— Я в этом уверен.
— Как ты сказал, мой мальчик? — переспросил Бюсси.
— Простите, — вскричал Реми со слезами на глазах, — неужели вы сказали мне “ты”, ваше сиятельство?
— Реми, я всегда обращаюсь на “ты” к тем, кого люблю. Разве ты возражаешь против такого обращения?
— Напротив, — воскликнул молодой человек, пытаясь поймать руку Бюсси и поцеловать ее, — напротив, мне показалось, что я ослышался. О! Ваше сиятельство, вы хотите, чтобы я сошел с ума от радости?
— Нет, мой друг, я хочу только, чтобы и ты, в свою очередь, меня полюбил и считал себя принадлежащим к моему дому и чтобы ты сегодня, пока будешь здесь устраиваться, позволил мне присутствовать на церемонии вручения королю эстортуэра.
— Ах, — сказал Реми, — вот мы уже и собираемся наделать глупостей.
— Э, нет, наоборот, обещаю тебе вести себя примерно.
— Но вам придется сесть на коня.
— Проклятье! Это совершенно необходимо.
— Найдется ли у вас хороший скакун со спокойным аллюром?
— У меня таких четыре на выбор.
— Ну хорошо, возьмите себе на сей раз коня, на которого вы посадили бы даму с портрета, понимаете?
— Ах, я понимаю, отлично понимаю. Послушай, Реми, воистину ты раз и навсегда нашел путь к моему сердцу: я страшно боялся, что ты не допустишь меня к участию в этой охоте или, скорее, в этом охотничьем представлении, на котором будут присутствовать все придворные дамы и толпы любопытствующих горожанок. И я уверен, Реми, милый Реми, ты понял, что дама с портрета должна принадлежать ко двору или, во всяком случае, должна быть парижанкой. Несомненно, она не простая горожанка: гобелены, тончайшие эмали, расписной потолок, кровать с бело-золотым пологом — словом, вся эта изысканная роскошь обличает в ней даму высокого происхождения или по меньшей мере богатую женщину. Что, если я встречу ее там, в лесу?