Вернувшись на наш наблюдательный пост у окна, мы с Гертрудой не сводили глаз с пруда и леса перед нашими окнами. Однако на всем пространстве, открытом взору, мы не могли заметить ничего утешительного.
Наступили сумерки, и, как всегда в январе, быстро стемнело. До срока, назначенного герцогом, оставалось четыре или пять часов, и мы ждали, охваченные тревогой.
Стоял один из тех погожих зимних вечеров, когда, если бы не холод, можно было подумать, что на дворе конец весны или начало осени. Сверкало небо, усеянное тысячами звезд, и молодой полумесяц заливал окрестности серебряным светом; мы открыли окно в комнате Гертруды, полагая, что, во всяком случае, за*этим окном наблюдают менее строго, чем за моим.
Часам к семи легкая дымка, подобная вуали из прозрачной кисеи, поднялась над прудом, но она не мешала нам видеть, потому что наши глаза уже привыкли к темноте.
У нас не было часов, и я не могу точно сказать, в котором часу мы заметили, что на опушке леса движутся какие-то тени. Казалось, они с большой осторожностью, укрываясь за стволами деревьев, приближаются к берегу пруда. Может быть, мы в конце концов решили бы, что эти тени только привиделись нашим утомленным глазам, но тут до нас донеслось конское ржание.
— Это наши друзья, — предположила Гертруда.
— Или принц, — ответила я.
— О, принц, — сказала она, — принц бы не прятался.
Эта простая мысль рассеяла мои подозрения и укрепила мой дух.
Мы с удвоенным вниманием вглядывались в прозрачную мглу. Какой-то человек вышел вперед, его спутники, по-видимому, остались позади, в тени деревьев.
Человек подошел к лодке, отвязал ее от столба, к которому она была привязана, сел в нее, и лодка бесшумно заскользила по воде, направляясь в нашу сторону.
По мере того как она продвигалась вперед, я все больше и больше напрягала зрение, пытаясь разглядеть друга, спешащего к нам на помощь.
И вдруг мне показалось, что его высокая фигура напоминает графа де Монсоро. Потом я смогла различить мрачные и резкие черты лица; наконец, когда лодка была уже шагах в десяти от нас, мои последние сомнения рассеялись.
Этот новоявленный друг внушал мне почти такой же страх, как и враг.
Я стояла, безмолвная и неподвижная, сбоку от окна, и граф не мог меня видеть. Подплыв к подножию стены, он привязал лодку к причальному кольцу, и голова его показалась над подоконником.
Я не удержалась и вскрикнула.
— Ах, простите, — сказал граф де Монсоро, — я полагал, что вы меня ждете.
— Я действительно ждала, но не знала, что это будете вы.
Граф горько улыбнулся:
— Кто же еще, кроме меня и вашего отца, будет оберегать честь Дианы де Меридор?
— В письме, которое я получила, вы писали, сударь, что уполномочены моим батюшкой.
— Да, и, поскольку я предвидел, что вы усомнитесь в этом, я захватил от него письмо.
И граф протянул мне листок бумаги.
Мы не зажигали свечей, чтобы иметь возможность незаметно передвигаться в темноте. Я перешла из комнаты Гертруды в свою спальню, встала на колени перед камином и в неверном свете пламени прочла:
“Моя дорогая Диана, только граф де Монсоро может спасти тебя от опасности, которая тебе угрожает, а опасность эта огромна. Доверься ему полностью, как преданному другу, ниспосланному нам Небесами.
Позже он откроет тебе, чем бы ты могла отплатить ему за его благородную помощь, знай, что его помыслы отвечают самым заветным желаниям моего сердца.
Заклинаю тебя поверить мне и пожалеть меня и себя.
Твой отец, барон де Меридор".
Определенных причин не доверять графу де Монсоро у меня не было. Он внушал мне невольное отвращение, не опирающееся на доводы рассудка. Я могла вменить ему в вину только смерть Дафны, но разве убийство лани — преступление для охотника?
Я вернулась к окну.
— Ну как? — спросил граф.
— Сударь, я прочла письмо батюшки. Он пишет, что вы готовы увезти меня отсюда, но ничего не говорит о том, куда вы меня отвезете.
— Я вас отвезу туда, где вас ждет барон.
— А где он меня ждет?
— В замке Меридор.
— Значит, я увижу отца?
— Через два часа.
— О сударь! Если только вы говорите правду…
Я замолчала. Граф с видимой тревогой ждал, что я скажу дальше.
— Рассчитывайте на мою признательность, — добавила я дрогнувшим голосом, ибо уже угадала, в чем, по его мнению, должна была заключаться эта признательность, но у меня не хватало сил произнести это вслух.
— В таком случае, — сказал граф, — готовы ли вы следовать за мной?
Я с беспокойством взглянула на Гертруду. По ее лицу было видно, что мрачная фигура нашего спасителя внушала ей не больше доверия, чем мне.
— Имейте в виду, каждая минута промедления грозит вам непоправимой бедой, — сказал он. — Я запоздал примерно на полчаса; скоро уже десять, разве вам не сообщили, что ровно в десять часов принц прибудет в замок Боже?
— Увы, да, — ответила я.
— Как только принц появится, я уже ничего не смогу для вас сделать, даже если поставлю на карту свою жизнь, тогда как сейчас я рискую ею в полной уверенности, что мне удастся вас спасти.
— Почему с вами нет моего отца?
— Неужели вы думаете, что за вашим отцом не следят? Да он не может шагу ступить без того, чтобы не стало известно, куда он идет.
— Ну, а вы? — спросила я.
— Я? Я— другое дело. Я друг принца.
— Но, сударь, — воскликнула я, — если вы друг принца, его доверенное лицо, значит…
— Значит, я предаю его ради вас; да, именно так. Поэтому я и сказал вам, что рискую своей жизнью ради спасения вашей чести.
Несмотря на убежденность, звучавшую в тоне графа, и его так похожие на правду слова, этот человек все еще вызывал у меня неприязнь, и я не знала, как объяснить ему свое недоверие.
— Я жду, — сказал граф.
Я взглянула на Гертруду, но она тоже была в нерешительности.
— Ну вот и дождались, — сказал граф. — Если вы еще колеблетесь, взгляните на тот берег.
И он показал на кавалькаду, скакавшую к замку по берегу пруда.
— Кто эти люди? — спросила я.
— Герцог Анжуйский со свитой, — ответил граф.
— Барышня! Барышня! — заволновалась Гертруда. — Нельзя терять времени.
— Мы и так потеряли его слишком много, — сказал граф. — Небом вас заклинаю, решайтесь.
Я упала на стул, силы меня покинули.
— Господи Боже! Господи Боже! Что делать? Что делать? — повторяла я.
— Слышите, — сказал граф, — слышите: они стучат в ворота.
Действительно, два всадника, отделившиеся от кавалькады, уже стучали молотком в ворота.
— Еще пять минут, — сказал граф, — и все будет кончено.
Я хотела подняться, но ноги у меня подкосились.
— Гертруда, — прошептала я. — Гертруда!
— Барышня, — взмолилась бедная девушка. — Вы слышите? Ворота уже открываются. Вы слышите? Всадники въезжают во двор.
— Да, да! — отвечала я, тщетно пытаясь подняться. — Но у меня нет сил.
— Ах, если только это!.. — обрадовалась Гертруда.
И она обхватила меня руками, легко, словно ребенка, подняла и передала графу.
Почувствовав прикосновение рук этого человека, я вздрогнула так сильно, что чуть было не упала в воду.
Но он прижал меня к груди и бережно опустил в лодку. Гертруда последовала за мной и спустилась в лодку без посторонней помощи.
И тут я заметила, что с меня слетела вуаль и плавает на воде. Я подумала, что она выдаст наши следы преследователям.
— Там вуаль, моя вуаль! — обратилась я к графу. — Достаньте ее.
Граф бросил взгляд в ту сторону, куда я показывала.
— Нет, — сказал он, — пусть все остается так, как есть.
Он взялся за весла и принялся грести с такой силой, что через несколько взмахов весел наша лодка подошла к берегу.
В эту минуту мы увидели, что в окнах моей комнаты появился свет: в нее вошли слуги со свечами в руках.