— Боже мой!
— Именно так. Надежда придаст ему терпения. Решительный отказ может толкнуть на отчаянный поступок.
— Сударь, напишите моему отцу! — воскликнула я. — Батюшка тотчас же прискачет в Париж и бросится к ногам короля. Король пожалеет старика.
— Это зависит от расположения духа, в котором окажется король, и от того, что будет в тот день ему выгодно: иметь герцога своим другом или своим врагом. Кроме того, гонец раньше чем через шесть суток не доскачет до вашего отца, и барону потребуется еще шесть суток, чтобы добраться до Парижа. За двенадцать дней герцог Анжуйский, если мы его не остановим, сделает все, что в его силах.
— А как его остановить?
Господин де Монсоро не ответил. Я угадала его мысль и опустила глаза.
— Сударь, — сказала я после непродолжительного молчания. — Прикажите Гертруде, она выполнит все ваши распоряжения.
Неуловимая улыбка тенью прошла по губам господина де Монсоро: ведь я впервые обращалась к нему за покровительством.
Несколько минут он говорил с Гертрудой.
— Сударыня, — сказал он мне, — меня могут увидеть выходящим из вашего дома; до темноты остается всего два или три часа; не позволите ли вы мне провести эти два-три часа в вашем обществе?
Господин де Монсоро ограничился просьбой, хотя имел право требовать; знаком я пригласила его садиться.
И тогда я поняла, как прекрасно граф владел собою; в один миг он преодолел натянутость, порожденную неловким положением, в котором мы оказались, и проявил себя любезным и занимательным собеседником. Резкость тона, о которой я уже говорила, придававшая его словам мрачную властность, исчезла. Граф много путешествовал, много видел, много думал, и за два часа беседы с ним я поняла, каким образом этот необычный человек смог приобрести столь большое влияние на моего отца.
Бюсси вздохнул.
— Когда стемнело, граф встал, сделав вид, что он вполне удовлетворен достигнутым, отвесил поклон и вышел.
После его ухода мы с Гертрудой снова подошли к окну. На этот раз мы ясно видели двух человек, разглядывающих наш дом. Несколько раз они подходили к двери. Нас они увидеть не могли: все огни в доме были погашены.
Около одиннадцати подозрительные пришельцы удалились.
Назавтра Гертруда, выйдя на улицу, снова повстречала того же молодого человека. Он опять, как и накануне, начал приставать к ней с вопросами. На сей раз Гертруда оказалась менее неприступной и перебросилась с ним несколькими словами.
На следующий день Гертруда была еще более словоохотливой, она рассказала, что я вдова советника и, оставшись после смерти мужа без состояния, веду очень уединенный образ жизни. Орильи пытался разузнать больше, но ему пришлось удовлетвориться этими сведениями.
Еще через день Орильи, по-видимому, возымел какие-то подозрения относительно достоверности сведений, полученных накануне. Он завел речь о графстве Анжу, о замке Боже и произнес слово “Меридор”.
Гертруда ответила, что все эти названия ей совершенно незнакомы.
Тогда Орильи признался, что он человек герцога Анжуйского и что герцог увидел меня и влюбился. Сделав это признание, он стал сулить золотые горы и мне и Гертруде: ей — если она впустит принца в дом, мне — если я соглашусь его принять.
Каждый вечер господин де Монсоро навещал нас, и каждый вечер я рассказывала ему все наши новости. Он оставался в нашем доме с восьми часов вечера до полуночи, и по всему было видно, что он сильно встревожен.
В субботу вечером он пришел более бледный и возбужденный, чем обычно.
— Слушайте, — сказал он, — пообещайте свидеться с герцогом во вторник или в среду.
— Обещать свидание, а почему? — воскликнула я.
— Потому что герцог Анжуйский готов на все, сейчас он в прекрасных отношениях с королем, и, следовательно, помощи от короля ждать нечего.
— Но разве до среды положение может измениться в нашу пользу?
— Возможно. Я со дня на день жду одного события, которое должно поставить принца в зависимость от меня; я тороплю это событие, как могу, и не только молитвами, но и делами. Завтра мне придется вас покинуть, я еду в Монтеро.
— Так надо? — спросила я со страхом, к которому примешивалось чувство некоторого облегчения.
— Да, у меня там встреча, совершенно необходимая для того, чтобы ускорить то событие, о котором я вам говорил.
— А если герцог возобновит свои домогательства, что тогда делать? Боже мой!
— Что я могу против принца, сударыня? Ведь у меня нет никаких прав защищать вас. Придется уступить злой судьбе.
— Ах, батюшка, мой батюшка! — воскликнула я.
Граф пристально посмотрел на меня.
— О сударь!
— Вы можете меня в чем-нибудь упрекнуть?
— Нет, нет, напротив!
— Разве я не был предан вам, как друг, и почтителен, как брат?
— Вы вели себя образцово во всех отношениях.
— Помните, что вы мне обещали?
— Да.
— Разве я хоть раз напомнил вам об этом?
— Нет.
— И однако, когда обстоятельства сложились так, что вам приходится выбирать между почетным положением супруги и позорной участью куртизанки, вы предпочитаете стать любовницей герцога Анжуйского, а не женой графа де Монсоро.
— Я этого не сказала, сударь.
— Но тогда решайте же.
— Я решила.
— Стать графиней де Монсоро?
— Лишь бы не быть любовницей герцога Анжуйского.
— Нечего сказать, лестный для меня выбор.
Я промолчала.
— Впрочем, неважно, — сказал граф. — Вы меня поняли? Пусть Гертруда дотянет до среды, а в среду мы посмотрим.
На другой день Гертруда вышла, как обычно, но Орильи не встретила. Когда она вернулась, мы обе встревожились: отсутствие этого человека обеспокоило нас больше, чем если бы он появился. Гертруда снова вышла из дому только для того, чтобы с ним встретиться, но его не было. Выходила она и в третий раз, но все напрасно.
Я послала Гертруду к графу де Монсоро; граф уехал, и никто не знал куда. Оставшись совсем одни, мы почувствовали всю свою слабость. Впервые я поняла, как несправедливо я относилась к графу.
— О сударыня, — вскричал Бюсси, — не торопитесь менять свое мнение об этом человеке: в его поступках есть нечто такое, чего мы не знаем, но до чего мы непременно докопаемся!
— Наступил вечер и принес нам новые страхи. Я была готова на все, лишь бы не попасть живой в руки герцога Анжуйского. Я раздобыла вот этот кинжал и решила заколоть себя на глазах у принца в тот миг, когда он или его приспешники посмеют поднять на меня руку. Мы забаррикадировались в наших комнатах, ибо по какому-то немыслимому упущению у входной двери не была внутреннего засова. Затем мы погасили лампу и заняли наш наблюдательный пост у окна.
До одиннадцати вечера все было спокойно. В одиннадцать из улицы Сент-Антуан вышли пять человек, они остановились, по-видимому, о чем-то посовещались, а потом спрятались за угол Турнельского дворца.
Мы задрожали от страха. По всей вероятности, эти люди пришли за нами. Однако они не двигались. Так прошло около четверти часа.
Через четверть часа мы увидели, как на углу улицы Сен-Поль появились еще два человека. В свете луны, скользившей между облаками, Гертруда в одном из них узнала Орильи.
— Увы, барышня! Это они! — прошептала девушка.
— Да, — ответила я, дрожа всем телом, — а те пятеро пришли, чтобы поддержать их в случае необходимости.
— Но им придется взломать дверь, — сказала Гертруда, — а тогда на шум сбегутся соседи.
— Почему ты думаешь, что сбегутся? Они нас не знают, зачем им ввязываться в какое-то темное дело? Увы, Гертруда, приходится признать, что у нас нет иного защитника, кроме графа.
— Ну, а коли так — почему вы упрямитесь и не соглашаетесь стать графиней?
Я вздохнула.
XVI
ИСТОРИЯ ДИАНЫ ДЕ МЕРИДОР. — СВАДЬБА
Пока мы разговаривали, два человека, появившиеся на углу улицы Сен-Поль, украдкой пробрались вдоль домов и остановились под нашими окнами.