– Я вас перевязал.
– И отлично перевязали, даю слово!
– Старался, как мог.
– Превосходно перевязали, просто превосходно, милостивый государь, сегодня утром рана почти закрылась и стала розовой.
– Это благодаря бальзаму, который я составил; на мой взгляд, он отлично действует, ибо, не зная, па ком мне его испробовать, я не раз протыкал себе кожу в самых различных местах тела, и – честное слово! – через два-три дня дырки уже затягивались.
– Любезный господин Реми, – воскликнул Бюсси, – вы замечательный человек, я полон всяческого расположения к вам… Но дальше, что было дальше? Рассказывайте.
– Дальше вы снова потеряли сознание. Голос спросил меня, как вы себя чувствуете.
– Откуда он спрашивал?
– Из соседней комнаты.
– Значит, самой дамы вы не видели?
– Нет, не видел.
– Что вы ей ответили?
– Что рана не опасна и через двадцать четыре часа затянется.
– И она была довольна?
– Ужасно. Она воскликнула: «Боже мой, какое счастье!».
– Она сказала: «Какое счастье!»? Милый господин Реми, я вас озолочу. Ну дальше, дальше.
– Вот и все, никакого дальше. Вы были перевязаны, и мне уже ничего не оставалось там делать. Голос сказал мне: «Господин Реми…» – Голос знал ваше имя?
– Конечно, все из-за того несчастного, которого проткнули ножом. Помните, я вам говорил?
– Верно, верно; итак, голос сказал: «Господин Реми…» – «Будьте до конца человеком чести, не подвергайте опасности бедную женщину, поддавшуюся чувству сострадания; завяжите себе глаза, позвольте отвести вас домой и не пытайтесь подглядывать по дороге», – Вы обещали?
– Я дал слово.
– И вы сдержали его?
– Как видите, – простодушно ответил молодой человек, – иначе я не искал бы дверь.
– Ладно, – сказал Бюсси, – это великолепная черта характера, показывающая, что вы галантный кавалер, и хотя внутри у меня все кипит от злости, я не могу не сказать: вот моя рука, господин Реми.
И восхищенный Бюсси протянул руку молодому лекарю.
– Сударь! – воскликнул пораженный Реми.
– Примите, примите ее, вы достойны быть дворянином.
– Сударь, – сказал Реми, – я вечно буду гордиться тем, что имел честь пожать руку отважному Бюсси д'Амбуазу. А пока что совесть моя неспокойна.
– Это почему же?
– – В кошельке оказалось десять пистолей.
– Ну и что?
– Это слишком много для лекаря, которому больные платят за визит пять су, а то и совсем ничего не платят, и я разыскивал дом…
– Чтобы вернуть кошелек?
– Вот именно.
– Любезный господин Реми, вы чересчур щепетильны, клянусь вам; эти деньги вы честно заработали, они ваши по праву.
– Вы думаете? – с явным облегчением спросил Реми.
– Я отвечаю за свои слова, но дело в том, что расплачиваться с вами следовало вовсе не этой даме, ведь я ее не знаю, и она меня тоже.
– Вот еще одна причина вернуть деньги. Сами видите.
– Я хотел вам сказать только, что и я тоже, и я ваш должник.
– Вы мой должник?
– Да, и я расквитаюсь с вами. Чем вы занимаетесь в Париже? Давайте рассказывайте. Поверьте мне ваши тайны, любезный господин Реми.
– Чем я занимаюсь в Париже? Да, в сущности, ничем, господин граф, но я мог бы кое-чем подзаняться, имей я пациентов.
– Ну что же, вам очень повезло; для начала я вам доставлю одного пациента: самого себя. Поверьте, у вас будет большая практика! Не проходит дня, чтобы либо я не продырявил самое прекрасное творение создателя, либо кто другой не подпортил великолепный образчик его искусства в моем лице. Ну как, согласны вы заняться штопанием дыр, которые будут протыкать в моей шкуре, или тех, которые я сам проткну в чьей-нибудь оболочке?
– Ах, господин граф, – сказал Реми, – у меня так мало заслуг…
– Напротив, вы именно тот человек, которого мне надо, дьявол меня побери! Рука у вас легкая, как у женщины, и с этим бальзамом Феррагюс…
– Сударь!
– Вы будете жить у меня, у вас будут свои собственные апартаменты, свои слуги; соглашайтесь или, даю слово, вы ввергнете меня в пучину отчаяния. К тому же ваша работа еще не закончена: вам надо сменить мне повязку, любезный господин Реми.
– Господин граф, – отвечал молодой врач, – я в таком восторге, что не знаю, как выразить свою радость. У меня будет работа! У меня будут пациенты!
– Ну пет, ведь я вам сказал, что беру вас только для себя самого.., ну и для моих друзей, естественно. А теперь – вы ничего больше но вспомните?
– Ничего.
– Ну, коли так, то помогите мне разобраться кое в чем, если это возможно.
– В чем именно?
– – Да видите ли.., вы человек наблюдательный: вы считаете шаги, вы ощупываете стены, вы запоминаете голоса. Не знаете ли вы, почему после того, как вы меня перевязали, я очутился на откосе рва у Тампля?
– Вы?
– Да.., я… Может быть, вы помогали меня переносить?
– Ни в коем случае! Наоборот, если бы спросили моего совета, я решительно воспротивился бы такому перемещению. Холод мог вам очень повредить.
– Тогда я ума не приложу, как это случилось. Вам не угодно будет продолжить поиски вместе со мной?
– Мне угодно все, что угодно вам, сударь, но я боюсь, что от этого не будет проку, ведь все дома тут на одно лицо.
– Тогда, – сказал Бюсси, – надо будет посмотреть на них днем.
– Да, но днем нас увидят.
– Тогда надо будет собрать сведения.
– Мы все разузнаем, монсеньер…
– И мы добьемся своего. Поверь мне, Реми, отныне нас двое, и мы существуем не во сне, а наяву, и это уже много.
Глава 11.
О ТОМ, ЧТО ЗА ЧЕЛОВЕК БЫЛ ГЛАВНЫЙ ЛОВЧИЙ БРИАН ДЕ МОНСОРО
Даже не радость, а чувство какого-то исступленного восторга охватило Бюсси, когда он убедился, что женщина его грез действительно существует и что эта женщина не во сне, а наяву оказала ему то великодушное гостеприимство, неясные воспоминания о котором он хранил в глубине сердца.
Поэтому Бюсси решил ни на мгновение не расставаться с молодым лекарем, которого он только что возвел в ранг своего постоянного врачевателя. Он потребовал, чтобы Реми, такой, как был – весь в грязи с головы до ног, сел вместе с ним в носилки. Бюсси боялся что, если он хоть на миг упустит Реми из виду, тот исчезнет, подобно дивному видению прошлой ночи; нужно было во что бы то ни стало доставить его к себе домой и запереть на ключ до утра, а на следующий день будет видно, выпускать его на свободу или нет.