— Государь, — подхватила королева, — вашему величеству известно, что маркиз де Фаврас говорит чистую правду.
— Да, — ответил король, — однако мое положение, мадам, далеко не столь безнадежно, как положение короля Станислава: Данциг был окружен московитами, как сказал маркиз, форт Вехзельмунд, его последний оплот, только что капитулировал, я же…
— Вы же окружены парижанами, — нетерпеливо перебила его королева, — четырнадцатого июля они взяли Бастилию, в ночь с пятого на шестое октября они хотели вас убить, а днем шестого октября они силой привезли вас в Париж, всю дорогу оскорбляя вас и ваших близких… Да уж, хорошенькое положение! Я бы предпочла оказаться на месте короля Станислава.
— Однако, мадам…
— Король Станислав рисковал только свободой, в крайнем случае, жизнью, а мы…
Король остановил ее взглядом.
— Разумеется, последнее слово за вами, государь, — продолжала королева, — вы сами должны решить, что нам делать.
И она, едва сдерживаясь от нетерпения, села напротив портрета Карла I.
— Господин де Фаврас, — обратилась она к маркизу, — я сейчас беседовала с вашей супругой и вашим старшим сыном. Я вижу, оба они исполнены смелости и решимости, как и подобает супруге и сыну честного дворянина; при любых событиях — если предположить, что события произойдут, — они могут положиться на королеву Франции; королева их не оставит: она дочь Марии Терезии и умеет ценить смелость.
Короля словно подхлестнула бравада королевы, и он обратился к маркизу:
— Так вы говорите, сударь, что королю Станиславу были предложены три способа бегства?
— Да, государь.
— Какие же?
— Во-первых, государь, королю предложили переодеться крестьянином; графиня Чапская, супруга померанского воеводы, говорившая на немецком языке как на родном, передала, что она готова одеться крестьянкой и провести короля под видом своего супруга, положившись на проверенного человека, прекрасно знавшего местность. Это тот самый способ, который я прежде всего имел в виду, говоря о бегстве французского короля, в том случае, если это нужно будет сделать инкогнито, ночной порой…
— А во-вторых? — перебил его Людовик XVI, словно ему было неприятно, что его сравнили с королем Станиславом.
— Во-вторых, государь, можно было с тысячью людей рискнуть пробиться сквозь кольцо московитов; об этом способе я тоже уже упоминал в разговоре с королем Франции и заметил при этом, что у него в распоряжении не одна, а тридцать тысяч человек.
— Вы сами видели, пригодились ли мне эти тридцать тысяч человек четырнадцатого июля, господин де Фаврас, — возразил король. — Перейдем к третьему способу.
— Третье предложение было Станиславом принято; оно заключалось в том, чтобы, переодевшись в крестьянское платье, выйти из Данцига, но не в сопровождении женщины, которая могла бы оказаться в пути обузой, не с тысячью человек, которые все от первого до последнего могли быть перебиты, так и не сумев прорвать кольцо вражеских войск, а лишь с двумя-тремя надежными людьми, которые всегда пройдут где угодно. Этот третий способ был предложен господином Монти, французским послом, и поддержан моим родственником генералом Штайнфлихтом.
— Этот план и был принят?
— Да, государь. Если какой-нибудь король окажется в таком же положении, как польский король, или в сходном и, остановившись на этом плане, соблаговолит оказать мне такое же доверие, какое ваш венценосный прадед оказал генералу Штайнфлихту, я мог бы головой поручиться за этот план, тем более, когда дороги столь безлюдны, как во Франции, а король — такой прекрасный наездник, как ваше величество.
— Ну, разумеется! — согласилась королева. — Однако, сударь, в ночь с пятого на шестое октября король мне клятвенно обещал, что никогда не уедет без меня и даже не будет замышлять бегство без моего участия; если король дал слово, сударь, он его не нарушит.