С этого времени набат гремел с яростью, не умолкая.
Дорога через лес была чрезвычайно трудна, а зачастую и опасна; проводник то ли намеренно, то ли сам того не желая, завел отряд не туда, куда надо было; каждую минуту, чтобы подняться или спуститься с какой-нибудь кручи, гусарам приходилось спешиваться; иногда тропинка была такая узкая, что они были вынуждены идти гуськом; один гусар упал в овраг, и, так как он звал на помощь и, следовательно, был жив, товарищи не захотели его бросать. Операция по спасению заняла три четверти часа; как раз в это время король был задержан, высажен из кареты и препровожден к г-ну Сосу.
В половине первого, когда г-н де Буйе и г-н де Режкур мчались по дороге на Дён, герцог де Шуазёль в сопровождении сорока гусаров проселком вышел к Варенну и появился на другом краю городка.
У моста его встретил зычный окрик: "Стой, кто идет?"
Это прокричал один из часовых — солдат национальной гвардии.
— Франция! Гусары полка Лозена! — отозвался г-н де Шуазёль.
— Прохода нет! — заявил гвардеец.
И поднял тревогу.
В то же мгновение в городе произошло заметное движение; в ночной темноте угадывалось много вооруженных людей; при свете факелов и загоравшихся в окнах свечей на улицах поблескивали ружейные стволы.
Не зная, ни с кем он имеет дело, ни что произошло, г-н де Шуазёль собирался было себя назвать. Он начал с того, что попросил связать его со сторожевым постом расквартированного в Варение отряда; это просьба повлекла за собой долгие переговоры; наконец было решено удовлетворить желание г-на де Шуазёля.
Но пока это решение принималось и приводилось в исполнение, г-н де Шуазёль успел заметить, что национальные гвардейцы не теряли времени даром и готовились к обороне, сооружая баррикады из поваленных деревьев и выкатывая против герцога и сорока его человек две небольшие пушки. Когда наводчик заканчивал свое дело, прибыл сторожевой пост гусарского полка, но пеший; составлявшие его гусары ничего не знали, кроме того, что король арестован и, по слухам, отправлен в коммуну, а их самих восставший народ захватил врасплох и заставил спешиться. Они не знали, что сталось с их товарищами.
Когда они рассказали все что могли, г-ну де Шуазёлю почудилось, что в темноте приближается небольшой конный отряд; в то же мгновение он услышал: "Стой! Кто идет?"
— Франция! — ответил чей-то голос.
— Какой полк?
— Драгуны месье.
В ответ раздался выстрел: это не вытерпел один из национальных гвардейцев.
— Отлично! — шепнул г-н де Шуазёль стоявшему рядом с ним унтер-офицеру. — Это господин де Дама со своими драгунами.
Не теряя ни минуты, герцог отделался от двух человек, вцепившихся в поводья его коня и кричавших о том, что его долг подчиниться муниципалитету и признавать только его; он скомандовал: "Рысью марш!" — и, воспользовавшись минутным замешательством нападавших, проложил себе путь в толпе и вырвался на освещенную, кишевшую людьми улицу.
При приближении к дому г-на Соса он заметил, что карета короля распряжена; потом он увидел, что небольшая площадь напротив неказистого домишка заполнена охранниками.
Чтобы солдаты не вступали в сношения с местными жителями, герцог направился прямо в казарму, местонахождение которой было ему известно.
Казарма пустовала, и он оставил там сорок своих гусаров.
Когда г-н де Шуазёль выходил из казармы, его остановили два человека и приказали идти в муниципалитет.
Однако г-н де Шуазёль, чувствуя за спиной поддержку своих людей, выпроводил этих двоих, прибавив, что зайдет в муниципалитет, когда у него будет для этого время, и приказал часовому никого не пропускать.
В казарме оставалось несколько конюхов. Господин де Шуазёль узнал от них, что гусары, не ведавшие, что сталось с их командирами, последовали за явившимися за ними горожанами и теперь пьянствовали с ними, разбредясь по городу.
Услышав эту новость, г-н де Шуазёль вернулся в казарму. В его распоряжении находилось сорок человек, проделавших верхом больше двадцати льё за один день. И люди и лошади обессилели.
Однако положение не оставляло выбора. Господин де Шуазёль прежде всего проверил, заряжены ли пистолеты; потом он обратился по-немецки к гусарам, не знавшим французского языка и потому не понимавшим, что происходит, и сообщил им, что они находятся в Варение, что король, королева и члены королевской семьи арестованы, что необходимо вырвать их из рук мятежников или умереть.
Речь была краткой, но зажигательной: она произвела на гусаров большое впечатление. "Der Konig! Die Konigin!"[32] — в изумлении повторяли они.
Господин де Шуазёль не дал им времени опомниться; он приказал обнажить сабли и построиться по четверо, а сам поскакал впереди крупной рысью к тому дому, где заметил охрану, подозревая, что именно в этом доме содержат пленников.
Осыпаемый бранью национальных гвардейцев и не обращая на нее никакого внимания, он поставил к дверям двух часовых и спешился, собираясь войти в дом.
В то мгновение как г-н де Шуазёль занес над порогом ногу, он почувствовал чью-то руку на своем плече.
Он обернулся и увидел графа Шарля де Дама, голос которого он узнал, когда тот отвечал на окрик национальных гвардейцев "Стой! Кто идет?".
Может быть, г-н де Шуазёль отчасти рассчитывал на этого союзника.
— A-а, это вы! — воскликнул он. — Вы с людьми?
— Я один или почти один, — ответил г-н де Дама.
— Почему?
— Мой полк отказался следовать за мной, и я здесь в сопровождении пяти-шести человек.
— Какое несчастье! Ну ничего, у меня сорок гусаров, посмотрим, что можно вместе с ними сделать.
Король принимал депутацию от коммуны, возглавляемую г-ном Сосом.
Депутация только что заявила Людовику XVI:
— Раз у жителей Варенна нет больше сомнений в том, что они имеют счастье принимать своего короля, они явились, чтобы услышать его приказания.
— Приказания? — удивился король. — Сделайте так, чтобы мои кареты были запряжены и я мог уехать.
Неизвестно, что ответила бы на это ясное требование депутация муниципалитета, как вдруг раздался конский топот и показались гусары г-на де Шуазёля, выстраивавшиеся на площади с саблями наголо.
Королева вздрогнула, в глазах ее мелькнула радость.
— Мы спасены! — шепнула она на ухо мадам Елизавете.
— Да будет на то воля Господня! — отвечала августейшая святая агница, полагавшаяся на Бога во всем: в хорошем и в плохом, в надежде и с отчаянии.
Король выпрямился и стал ждать.
Члены муниципалитета в тревоге переглянулись.
В это время донесся грохот из передней, которую охраняли вооруженными косами крестьяне; там кто-то обменялся несколькими фразами, потом послышался шум борьбы, и на пороге появился г-н де Шуазёль с обнаженной головой и со шпагой в руках.
Из-за его плеча выгладывал бледный, но решительно настроенный г-н де Дама.
Оба офицера смотрели так грозно, что депутаты коммуны попятились, пропуская вновь прибывших к королю и членам королевской семьи.
Когда они вошли, внутреннее убранство комнаты представляло собой следующую картину.
Посредине стоял стол, а на нем — начатая бутылка вина, хлеб и несколько стаканов.
Король и королева принимали депутацию стоя; мадам Елизавета и юная принцесса находились у окна; на полу-застеленной кровати спал измученный дофин; радом с ним сидела г-жа де Турзель, положив голову на руки, а позади нее стояли г-жа Брюнье и г-жа де Нёвиль; наконец, два телохранителя и Изидор де Шарни, обессиленные испытанием и усталостью, сидели, откинувшись на стульях, в глубине комнаты, в полумраке.
При виде г-на де Шуазёля королева прошла через всю комнату и взяла его за руку со словами:
— Ах, господин де Шуазёль, это вы!.. Добро пожаловать!
— Увы, ваше величество, — отвечал герцог, — я, кажется, опоздал.
— Это не имеет значения, если вы приехали в хорошей компании.
— О, ваше величество, нас совсем мало. Господина Дандуана с драгунами задержали в муниципалитете Сент-Мену, а господина де Дама оставили его солдаты.
Королева печально покачала головой.
— А где шевалье де Буйе? — продолжал г-н де Шуазёль. — Где господин де Режкур?