Королева провожала его глазами до тех пор, пока за ним не упала портьера.
— Ах, сударь! — воскликнула она, протягивая руку к полотну Ван Дейка. — Когда я приказала повесить этот портрет в вашей спальне, я думала, что он лучше на вас повлияет.
И она с высокомерным видом, словно не желая продолжать разговор, пошла к двери в глубине алькова, потом внезапно остановилась со словами:
— Государь, признайтесь, что маркиз де Фаврас не первый, кого вы принимали нынче утром.
— Да, мадам, вы правы; до него у меня был доктор Жильбер.
Королева вздрогнула.
— A-а, я так и думала! И доктор Жильбер, насколько я понимаю…
— …совершенно со мной согласен, мы не должны уезжать из Франции.
— Но, считая, что мы не должны уезжать, государь, он, несомненно, дает совет, как сделать наше пребывание здесь возможным?
— Да, мадам, он дает такой совет. К несчастью, я нахожу его если и не плохим, то уж, несомненно, невыполнимым.
— Что же он советует?
— Он хочет, чтобы мы купили на год Мирабо.
— За сколько? — спросила королева.
— За шесть миллионов… и одну вашу улыбку.
Королева глубоко задумалась.
— Возможно, это неплохой способ…
— Да, однако вы от него откажетесь, не так ли, мадам? — спросил король.
— Я не говорю ни да ни нет, — отвечала королева; лицо ее приняло в это мгновение угрожающее выражение, какое бывает у демонов зла, уверенных в своей победе, — надо об этом подумать…
Уже выходя, она едва слышно прибавила:
— И я об этом подумаю!
XX
ГЛАВА, В КОТОРОЙ КОРОЛЬ ЗАНИМАЕТСЯ СЕМЕЙНЫМИ ДЕЛАМИ
Оставшись в одиночестве, король постоял с минуту, потом, словно испугавшись, что королева может вернуться, он подошел к двери, в которую она вышла, отворил ее и выглянул в переднюю.
Он увидел там только лакеев.
— Франсуа! — позвал он вполголоса.
Камердинер, поднявшийся при виде короля и вытянувшийся в ожидании приказаний, немедленно подошел и, когда король вернулся в свою комнату, последовал за ним.
— Франсуа, вы знаете, где находятся апартаменты господина де Шарни? — спросил король.
— Государь, — отвечал камердинер (тот самый, что был допущен к королю после десятого августа и оставил мемуары о последних днях его правления), — у графа де Шарни вообще нет апартаментов: он занял мансарду в павильоне Флоры.
— Почему же офицеру, да еще в его чине, было предоставлена всего-навсего мансарда?
— Господину графу предложили нечто лучшее, однако он отказался и заявил, что ему довольно и мансарды.
— Ну хорошо, — сказал король. — Вы знаете, где эта мансарда?
— Да, государь.
— Пригласите ко мне господина де Шарни, я желаю с ним поговорить.
Камердинер вышел, притворил за собой дверь и поднялся в мансарду графа. В это время граф стоял, опершись об оконный косяк, устремив взгляд на море черепичных и шиферных крыш, волнами убегавших вдаль.
Камердинер постучал дважды, однако г-н де Шарни так глубоко задумался, что не услышал его стука; тогда камердинер, видя, что ключ торчит в двери, решил войти сам, заручившись приказом короля.
Граф обернулся на шум.
— A-а, это вы, метр Гю, — проговорил он, — вас прислала за мной королева?
— Нет, господин граф, — отвечал камердинер, — меня прислал король.
— Король? — удивленно переспросил г-н де Шарни.
— Да, — подтвердил камердинер.
— Хорошо, метр Гю; передайте его величеству, что я к его услугам.
Камердинер чопорно удалился, как того требовал этикет, а г-н де Шарни, со свойственной всем истинным аристократам любезностью по отношению к любому человеку, пришедшему от имени короля, независимо от того, носил ли он на груди серебряную цепь или был в ливрее, проводил его до двери.
Оставшись один, г-н де Шарни постоял с минуту, обхватив голову руками, словно пытаясь привести сбивчивые мысли в порядок; собравшись с духом, он пристегнул шпагу, лежавшую до того на кресле, взял шляпу и, зажав ее под мышкой, стал спускаться.
Он застал Людовика XVI в его спальне; повернувшись спиной к картине Ван Дейка, король только что приказал подать себе завтрак.
Заметив г-на де Шарни, король поднял голову.
— А! Вот и вы, граф, отлично! — молвил король. — Не желаете ли позавтракать со мной?
— Государь, я вынужден отказаться от этой чести, потому что уже завтракал, — с поклоном ответил граф.
— Я просил вас зайти ко мне, чтобы поговорить о деле, даже о серьезном деле, и потому вам придется немного подождать: я не люблю говорить о делах во время еды.
— Я к услугам вашего величества.
— А пока мы можем поговорить о чем-нибудь другом — например о вас.
— Обо мне, государь? Чем я мог заслужить заботу короля о моей персоне?
— Знаете ли, дорогой граф, что мне ответил Франсуа, когда я спросил, где ваши апартаменты в Тюильри?
— Нет, государь.
— Он сказал, что вы отказались от предложенных апартаментов и поселились в мансарде.
— Совершенно верно, государь.
— Но почему же, граф?
— Да потому, государь… потому что я живу один и, пользуясь незаслуженной милостью ваших величеств, счел себя не вправе лишать апартаментов господина коменданта дворца, так как мне довольно и простой мансарды.
— Прошу прощения, дорогой граф, вы отвечаете так, будто вы по-прежнему обыкновенный офицер и холостяк; однако вам поручено — и я надеюсь, что в трудную минуту вы об этом не забудете! — важное дело; кроме того, вы женаты: что вы будете делать с графиней в жалкой мансарде?
— Государь, — отвечал Шарни с печальным выражением, не ускользнувшим от внимания короля, как ни мало был он восприимчив к этому чувству, — я не думаю, чтобы графиня де Шарни сделала мне честь, разделив со мною мои апартаменты, будь они просторными или небольшими.
— Но вы же знаете, граф, что, хотя госпожа де Шарни и не состоит на службе у королевы, они подруги. Королева ни дня не может прожить без графини. Правда, с некоторых пор я, как мне кажется, стал замечать, что между ними наступило охлаждение… А когда госпожа де Шарни приедет во дворец, где же она будет помещена?
— Государь, я не думаю, что госпожа де Шарни когда-нибудь возвратится во дворец, если на то не будет особого приказания вашего величества.
— Да ну?
Шарни поклонился.
— Не может быть! — воскликнул король.
— Прошу меня простить, ваше величество, однако я уверен в том, что говорю.
— А знаете, меня это удивляет меньше, чем вы могли бы предположить, дорогой граф; я, по-моему, только что вам сказал, что заметил некоторое охлаждение между королевой и ее любимицей…
— Да, ваше величество, вы изволили так сказать.
— Женские капризы! Мы постараемся это уладить. А пока, дорогой граф, я, кажется, сам того не желая, веду себя по отношению к вам как тиран!
— Что вы говорите, государь?
— Да ведь я же принуждаю вас оставаться в Тюильри, в то время как графиня проживает… где она проживает, граф?
— На улице Кок-Эрон, государь.
— Я вас об этом спрашиваю по привычке королей задавать вопросы, а также отчасти из желания услышать адрес графини; ведь я знаю Париж не лучше какого-нибудь русского из Москвы или австрийца из Вены и потому не представляю, далеко ли от Тюильри улица Кок-Эрон.
— Совсем рядом, государь.
— Тем лучше. Теперь я понимаю, почему у вас в Тюильри только временное пристанище.
— Моя комната в Тюильри, государь, не просто временное пристанище, — Шарни говорил с той же печалью в голосе, какую король уже имел случай заметить. — Напротив, это мое постоянное жилище, где меня можно застать в любое время суток, когда ваше величество удостоит меня чести за мной послать.
— О! — откинувшись в кресле, воскликнул король (завтрак его подходил к концу). — Что вы хотите этим сказать, господин граф?
— Прошу прощения, ваше величество, но я не совсем понимаю, что означают вопросы, которые я имею честь слышать от вашего величества.
— Да разве вы не знаете, что у меня добрая душа? Я отец и супруг прежде всего; внутренние дела дворца волнуют меня ничуть не меньше, нежели сношения моего королевства с иностранными государствами… Что это значит, дорогой граф? Не прошло и трех лет после вашей женитьбы, а у господина графа де Шарни — "постоянное" жилье в Тюильри, в то время как госпожа графиня де Шарни "постоянно" проживает на улице Кок-Эрон!