Людовик XVI с видимым удовольствием выслушал классификацию замков, представленную молодым графом.
— Нет, это будет обыкновенный замок с секретом — то, что называется двусторонним дверным замком. Впрочем, мне кажется, я переоценил свои силы. Ах, вот если бы рядом был мой бедный Гамен, называвший себя мастером из мастеров и мастеров учителем!
— А что, государь, разве этот человек умер?
— Нет, — отвечал король, выразительно посмотрев на молодого человека, словно желая сказать ему: «Умейте понимать с полуслова». — Нет, он живет в Версале, на улице Бассейнов; дорогой мне человек не смеет, должно быть, навестить меня в Тюильри.
— Почему, государь? — спросил Лафайет.
— Боится нажить неприятности! Знаться с королем Франции сегодня весьма предосудительно, дорогой генерал. А доказательством этого может служить то, что все мои друзья теперь — либо в Лондоне, либо в Кобленце, либо в Турине. Впрочем, — продолжал король, — если вам не покажется неуместным, дорогой генерал, что он прибудет ко мне на подмогу с одним из своих подмастерьев, то я пошлю за ним в ближайшие дни.
— Государь! — с живостью откликнулся Лафайет. — Вашему величеству отлично известно, что вы совершенно свободны в том, чтобы приглашать кого вам угодно и видеться с теми, кто вам нравится.
— Да, при том, однако, условии, что ваши часовые обыщут посетителей не менее усердно, чем контрабандистов на границе; да бедняга Гамен умрет от страха, если его ящик с инструментами примут за патронташ, а напильники — за кинжалы!
— Государь, я, право, не знаю, как мне добиться вашего прощения, но я отвечаю перед Парижем, перед Францией, перед Европой за жизнь короля, и, чтобы его драгоценная жизнь была в целости и сохранности, ни одна мера предосторожности не может быть лишней. Что же до этого славного малого, о ком мы говорим, то король может сам отдать любые приказания, какие сочтет необходимыми.
— Очень хорошо! Благодарю вас, господин Лафайет. Впрочем, торопиться некуда; дней через восемь-десять он мне понадобится, — прибавил он, бросив косой взгляд на г-на де Буйе, — и не только он, но и его подмастерье; я прикажу предупредить его через одного из его приятелей — моего камердинера Дюрея.
— Ему довольно будет лишь назвать себя, государь, и его сейчас же пропустят к королю; его имя будет ему пропуском. Храни меня Бог, государь, от репутации тюремщика, стражника, надзирателя! Никогда король не был так свободен, как теперь. Я даже хотел бы просить короля возобновить охоту и путешествия.
— Охоту? Нет уж, увольте. Кстати сказать, вы сами видите, что теперь у меня голова занята совсем другим. Что же касается путешествий — это совсем иное дело. Последнее путешествие, которое я предпринял из Версаля в Париж, излечило меня от желания путешествовать, по крайней мере в столь многочисленном обществе.
И король снова бросил взгляд на графа де Буйе; тот едва уловимым движением ресниц дал понять королю, что все понял.
— А теперь, сударь, скажите, — обратился к молодому графу король, — как скоро вы собираетесь покинуть Париж и возвратиться к отцу?
— Государь, — отвечал молодой человек, — я покину Париж через два-три дня, но в Мец вернусь не сразу. У меня есть бабушка, она живет в Версале на улице Бассейнов; я должен засвидетельствовать ей свое почтение. Потом отец поручил мне закончить одно очень важное дело, касающееся нашей семьи, а повидаться с человеком, от которого я должен получить по этому поводу приказания, я смогу только дней через восемь-десять. Таким образом, к отцу я вернусь лишь в первых числах декабря, если, разумеется, король не пожелает, чтобы я по какой-либо причине поторопился с возвращением в Мец.
— Нет, сударь, можете не спешить, — отвечал король, — поезжайте в Версаль, исполните поручение маркиза, а когда все будет сделано, возвращайтесь домой и передайте ему, что я о нем помню, что я считаю его одним из самых верных своих друзей, что я в один прекрасный день похлопочу за него перед господином де Лафайетом, а тот, в свою очередь, отрекомендует его господину Дюпорталю.
Лафайет улыбнулся краешком губ, услышав новый намек на свое всемогущество.
— Государь, — сказал он, — я уже давно и сам рекомендовал бы вашему величеству господ де Буйе, если бы не имел чести состоять с ними в родстве. Только опасение вызвать разговоры о том, что я использую милости короля в интересах своей семьи, мешало мне до сих пор осуществить эту справедливость.
— Ну что же, все удивительным образом совпадает, господин де Лафайет; мы еще поговорим об этом, не так ли?
— Ваше величество! Позвольте вам заметить, что мой батюшка сочтет немилостью, даже опалой карьеру, которая хоть частично лишила бы его возможности служить вашему величеству.