— Раз у тебя есть деньги, мама, — обратился мальчик к женщине, которую почтенный г-н де Босир называл то Олива́, то Николь, — дай мне одно су, я пойду за леденцом.
— Вот тебе два су, скверный мальчишка! Будь осторожен, не упади на лестнице!
— Спасибо, мамочка! — прыгая от радости, закричал ребенок и протянул руку.
— Подойди, я надену тебе пояс и шляпу, постреленок! Не хватало еще, чтобы соседи говорили, будто господин де Босир разрешает сыну бегать по улицам нагишом; правда, ему это безразлично, он ведь бессердечный! А я со стыда готова сгореть!
Мальчику очень хотелось, не думая о том, что скажут соседи о законном наследнике семейства Босиров, поскорее отделаться от шляпы и пояса; он не видел в них никакого проку с тех пор, как они пообносились и не могли больше новизной и блеском вызвать восхищение у других мальчишек. Однако пояс и шляпа были непременным условием для получения монеты в два су, и потому, несмотря на строптивый характер, юному хвастунишке пришлось смириться.
Дабы утешиться он, выходя, покрутил монеткой в десять сантимов перед носом отца, но тот, погрузившись в расчеты, лишь рассеянно улыбнулся в ответ на его милую выходку.
Вслед за этим с лестницы донеслись его осторожные, хотя и торопливые шаги: лакомка спешил вон из дома.
Женщина провожала сына глазами до тех пор, пока он не скрылся за дверью, потом перевела взгляд с сына на отца и, помолчав с минуту, вновь заговорила:
— Вот что, господин де Босир! Не пора ли вам взяться за ум и найти выход из унизительного положения, в котором мы оказались? В противном случае я прибегну к собственным средствам.
Она произнесла последние слова с жеманством, словно женщина, которой ее зеркало сказало поутру: «Будь покойна: с таким личиком ты с голоду не умрешь!»
— Ты же видишь, милая Николь, — отвечал г-н де Босир, — что я этим занят.
— Да, тасуешь карты и делаешь проколы на своих картонках!..
— Я же тебе сказал, что нашел его!
— Кого?
— Мартингал.
— Опять все сначала! Господин де Босир, предупреждаю вас, что я постараюсь вспомнить кого-нибудь из своих прежних знакомых, кто мог бы отправить вас как сумасшедшего в Шарантон.
— Да я же тебе говорю, что это верный способ разбогатеть!
— Ах, если бы господин де Ришелье был жив!.. — пробормотала вполголоса молодая женщина.
— Что ты говоришь?
— Если бы господин кардинал де Роган не разорился!..
— Ну и что же?
— Если бы госпожа де Ламотт не сбежала!..
— И что было бы?
— Уж я нашла бы средства, и мне не пришлось бы делить нищету с таким вот старым солдафоном.
И царственным жестом мадемуазель Николь Леге, она же госпожа Олива́, презрительно указала на Босира.
— Да говорю тебе, — убежденно повторил тот, — что завтра мы будем богаты!
— У нас будут миллионы?
— Миллионы!
— Господин де Босир! Покажите мне первые десять луидоров из ваших миллионов, и я поверю в остальное.
— Вы их увидите сегодня же вечером, эти первые десять луидоров; именно эту сумму мне обещали.
— И ты отдашь их мне, милый Босир? — с живостью откликнулась Николь.
— Я дам тебе пять луидоров, чтобы ты купила себе шелковое платье, а малышу — бархатный костюмчик. А на пять других монет…
— Что же?
— … я добуду тебе обещанный миллион.
— Опять собираешься играть, несчастный?
— Я тебе уже сказал, что нашел беспроигрышный мартингал!..
— Да, да, это родной брат того, с помощью которого ты растратил шестьдесят тысяч ливров, остававшихся у тебя после португальского дела.
— Нечестно заработанные деньги не приносят счастья, — нравоучительно заметил Босир, — а я всегда думал, что мы несчастливы потому, что именно так я и добыл те деньги.
— Можно подумать, что эти ты получишь по наследству. Что у тебя был дядюшка, который умер в Америке или в Индии и завещал тебе десять луидоров?
— Эти десять луидоров, мадемуазель Николь Леге, — с видом превосходства заметил Босир, — эти десять луидоров — вы слышите? — будут заработаны не только честно, но и в определенном смысле благородно! Речь идет о деле, в котором заинтересован не только я, но и вся французская знать.
— А вы знатного происхождения, господин Босир? — насмешливо молвила Николь.
— Скажите лучше: де Босир, мадемуазель Леге, де Босир! — подчеркнул он, — так записано в свидетельстве о рождении вашего сына, составленном в ризнице церкви святого Павла и подписанном вашим покорным слугой, Жаном Батистом Туссеном де Босиром, в тот самый день, когда я дал ребенку свое имя…