Босир с важностью выпятил грудь; Николь пожала плечами.
— И что ему лавочник ответил, сынок? — спросил Босир.
— Он сказал так: «Не знаю, точно ли он дворянин, а зовут его в самом деле Босиром». — «Он проживает где-то совсем рядом?» — спросил этот господин. «Да, в доме налево отсюда, на четвертом этаже, под самой крышей». — «Дайте этому мальчику самых вкусных сладостей, я заплачу», — сказал господин. Потом он повернулся ко мне и прибавил: «Держи, малыш, луидор. Это тебе на конфеты, когда съешь вот эти». И он вложил мне в руку луидор. Лавочник сунул мне пакет под мышку, и я ушел очень довольный… Ой, а где же мой луидор?
Не заметив, как Босир утащил у него монету, мальчик стал повсюду искать свой луидор.
— Растяпа! — воскликнул Босир. — Должно быть, ты его потерял!
— Да нет же, нет! Нет! — повторял мальчик.
Спор этот мог бы куда серьезнее, если бы не последовавшее за тем событие, положившее ему конец.
Пока ребенок, еще продолжавший сомневаться в себе, искал по полу луидор, уже преспокойно лежавший в потайном жилетном кармане Босира; пока Босир восхищался умом юного Туссена, явствовавшим из только что приведенного и, может быть, чуть подправленного нами рассказа мальчика; пока Николь, вполне разделявшая мнение своего любовника о рано развившемся красноречии сына, спрашивала себя, кем же на самом деле мог быть этот даритель конфет и раздаватель луидоров, дверь медленно приотворилась и приятный голос произнес:
— Добрый вечер, мадемуазель Николь! Добрый вечер, господин де Босир! Добрый вечер, юный Туссен!
Все трое разом обернулись на этот голос.
На пороге стоял весьма изящно одетый господин, улыбаясь при виде семейной идиллии.
— Ой, вот тот господин с конфетами! — вскричал юный Туссен.
— Граф де Калиостро! — в один голос воскликнули Николь и Босир.
— У вас прелестное дитя, господин де Босир! — заметил граф. — Должно быть, вы счастливый отец!
IV
ГЛАВА, В КОТОРОЙ ЧИТАТЕЛЬ БУДЕТ ИМЕТЬ УДОВОЛЬСТВИЕ УБЕДИТЬСЯ, ЧТО ГОСПОДИН ДЕ БОСИР ОСТАЛСЯ ВСЕ ТЕМ ЖЕ
После любезных слов графа наступила тишина. Калиостро вышел на середину комнаты и обвел ее пристальным взглядом, несомненно желая оценить моральное, а в особенности материальное положение его старых знакомых, к которым неожиданно привели графа зловещие и тайные интриги, центром коих он являлся.
Результат осмотра, сделанного столь прозорливым человеком, как граф, не оставлял никаких сомнений.
Даже обыкновенный наблюдатель угадал бы — и это было правдой, — что бедное семейство проживало последние гроши.
Из трех действующих лиц, изумившихся при виде графа, первым нарушил молчание тот из них, чья память хранила воспоминания лишь о событиях этого вечера, и потому его не мучили угрызения совести.
— Ах, сударь, какое несчастье! — пролепетал юный Туссен. — Я потерял свой луидор.
Николь раскрыла было рот, чтобы восстановить истину, однако по некотором размышлении она решила, что ее молчание может, пожалуй, обернуться вторым луидором для мальчика, и этот второй луидор мог бы стать ее добычей.
Она не ошиблась.
— Ты потерял луидор, бедный малыш? — переспросил Калиостро. — Вот тебе еще два; постарайся на этот раз их не потерять.
И, вынув из кошелька (округлость которого зажгла жадностью глаза Босира) два луидора, граф положил их в липкую ладошку мальчика.
— Держи, мама: один — тебе, другой — мне, — сказал тот, подбежав к Николь.
И ребенок поделился с матерью своим сокровищем.
От внимания Калиостро не ускользнуло, что мнимый сержант, не отрываясь, следил глазами за кошельком с той минуты, как граф извлек его и раскрыл, чтобы выпустить оттуда сорок восемь ливров, и до того времени, пока кошелек не вернулся в карман.
Когда кошелек исчез в глубинах кафтана графа, любовник Николь с сожалением вздохнул.
— Ну что, господин де Босир, вы, как всегда, в меланхолии? — спросил Калиостро.
— А вы, господин граф, как всегда, при деньгах?
— Ах, Боже мой! Да ведь вы один из величайших философов, которых я когда-либо знал, и не только в недавние века, но с древнейших времен; вы должны знать аксиому, которая ценилась во все эпохи: «Деньги не приносят счастья». Когда я познакомился с вами, вы были относительно богаты.
— Да, верно, — подтвердил Босир, — у меня было тогда около ста тысяч франков.
— Вполне возможно; однако к тому времени, как я вновь вас нашел, вы уже промотали около сорока тысяч; таким образом, у вас оставалось около шестидесяти тысяч, а это, согласитесь, кругленькая сумма для бывшего унтер-офицера.