Шарни до такой степени поразило оказавшееся среди бумаг Изидора письмо, надписанное почерком Андре и адресованное ему, что первым делом, прежде чем вскрыть конверт, он решил прочесть прикрепленный к нему листок.
То оказалась записка в несколько строчек, которую Изидор написал карандашом, надо полагать, где-нибудь на постоялом дворе, пока ему седлали лошадь:
«Это письмо адресовано не мне, но моему брату графу Оливье де Шарни; написано оно его супругой графиней де Шарни. Если со мной произойдет несчастье, прошу того, кто найдет это письмо, передать его графу Оливье де Шарни или возвратить графине.
Графиня вручила мне это письмо со следующими указаниями.
Если из имеющего последовать предприятия граф выйдет невредимым, возвратить письмо графине.
Если он будет тяжело, но не смертельно ранен, попросить его, чтобы он разрешил супруге приехать к нему.
Если же он будет ранен смертельно, вручить ему это письмо, а в случае, если он будет не в состоянии читать, прочесть его ему, дабы, прежде чем покинуть этот мир, он узнал содержащуюся в этом письме тайну.
Если письмо это будет переслано моему брату графу де Шарни, то, поскольку оно, вне всяких сомнений, придет к нему вместе с приложенной запиской, пусть он действует в соответствии с изложенными в ней наставлениями и как ему велит порядочность.
Поручаю его заботам Катрин Бийо, живущую с моим ребенком в деревне Виль-д'Авре.
Изидор де Шарни»
Поначалу, казалось, граф всецело погрузился в чтение письма брата; из его глаз вновь заструились обильные слезы, но наконец он перевел все еще затуманенный их пеленою взгляд на письмо графини де Шарни; он долго смотрел на него, потом взял в руки, поднес к губам, прижал к груди, словно надеясь сердцем проникнуть в скрытую в нем тайну, и во второй, в третий раз перечитал записку брата.
Покачав головой, он вполголоса промолвил:
— Нет, я не вправе вскрывать его. Но я так буду молить ее, что она позволит мне прочесть это письмо.
И словно для того, чтобы утвердиться в этом решении, невозможном для не столь прямодушной натуры, он еще раз повторил:
— Нет, не стану читать!
Он так и не прочел его, но утро застало его сидящим за столом и пожирающим взглядом адрес на письме, которое прямо-таки отсырело от его дыхания, потому что он беспрерывно прижимал его к устам.
Вдруг сквозь шум, поднявшийся на постоялом дворе и возвещающий, что началась подготовка к отъезду, до Шарни донесся голос г-на де Мальдена, который звал его.
— Я здесь, — откликнулся граф.
Он убрал в карман кафтана бумаги погибшего Изидора, в последний раз поцеловал так и не вскрытое письмо, положил его рядом с сердцем и сбежал по ступенькам.
На лестнице он встретил Барнава, который осведомился, как себя чувствует королева, и поручил г-ну де Валори спросить у нее распоряжений относительно часа выезда.
По виду Барнава было ясно, что он тоже не ложился и спал ничуть не больше графа Оливье де Шарни.
Они обменялись поклонами, и Шарни, будь его мысли заняты чем-то другим, кроме письма, которое он прижимал рукою к сердцу, несомненно, заметил бы огонек ревности, вспыхнувший в глазах Барнава, когда тот услышал, как граф тоже спрашивает о здоровье королевы.
Глава 8. КРЕСТНЫЙ ПУТЬ
Усевшись в карету, король и королева с удивлением обнаружили, что глазеют на их отъезд одни лишь жители города, а сопровождать их будет только кавалерия.
Это было еще одно проявление заботы Барнава; он знал, что вчера, когда карета вынуждена была ехать со скоростью пешехода, королева страдала от жары, пыли, мух, толпы и угроз своим верным слугам и подданным, пришедшим приветствовать августейшую чету; он придумал, будто получено сообщение о новом вторжении: якобы г-н де Буйе вернулся во Францию с пятьюдесятью тысячами австрийцев, и потому каждый человек, имеющий ружье, косу, пику и вообще какое-нибудь оружие, обязан отправиться на бой с ними; толпа вняла его призыву и повернула назад, дабы отразить нашествие.
В ту пору Франция питала подлинную ненависть к чужеземцам, ненависть настолько сильную и всеобъемлющую, что она обратилась против короля и королевы: ведь главной виной королевы было то, что она чужеземка.
Мария Антуанетта догадалась, кому она обязана этим новым благодеянием. Мы сказали .благодеянием. и ничуть не преувеличили. Она взглядом поблагодарила Барнава.
Едва усевшись в карету, королева сразу же обратила взор к Шарни; Шарни был уже на козлах, но сидел не посередине, как вчера; он прямо-таки принудил г-на де Мальдена поменяться местами и сел с краю, где прежде сидел верный королевский телохранитель и где было гораздо опасней. Шарни жаждал получить рану, чтобы она позволила ему вскрыть письмо графини, которое жгло ему сердце.
Он не заметил, что королева ловит его взгляд.
Мария Антуанетта испустила глубокий вздох.
Барнав слышал его.
Встревожившись и желая узнать, что значит этот вздох, молодой депутат встал на ступеньку кареты и обратился к королеве:
— Государыня, я вчера заметил, что вы были весьма стеснены в берлине.
Если здесь будет одним человеком меньше, вам будет удобнее. Стоит вам пожелать, и я поеду в кабриолете с господином де Латур-Мобуром или буду сопровождать вас верхом.
Делая это предложение, Барнав отдал бы половину оставшейся ему жизни — а оставалось ему жить не так уж долго, — за то, чтобы оно было отвергнуто.
Так оно и случилось.
— Нет, нет, — мгновенно отозвалась королева, — поезжайте с нами.
Одновременно с нею дофин протянул к Барнаву руки, чтобы удержать его, и сказал:
— Мой друг Барнав, я не хочу, чтобы ты уходил от нас.
Сияющий Барнав занял место в карете. Только он уселся, как дофин тут же перебрался с материнских колен к нему.
Выпуская дофина из своих объятий, королева поцеловала его в обе щеки.
Влажный след ее губ остался отпечатанным на бархатистой коже мальчика. Барнав смотрел на этот след материнского поцелуя, как смотрел, должно быть, Тантал на свисающие над его головою плоды.
— Ваше величество, — обратился он к королеве, — окажите мне милость, позвольте поцеловать августейшего принца, который, следуя безошибочному инстинкту младенческого возраста, соблаговолил назвать меня своим другом.
Королева, улыбнувшись, кивнула.
И Барнав с такой страстью прильнул губами к следу, оставленному устами королевы, что мальчик испуганно вскрикнул.
Королева не упустила ни малейшей подробности из этой игры, в которую Барнав вложил всего себя. Возможно, и она спала ничуть не больше, чем Барнав и Шарни; возможно, возбуждение, оживившее ее взгляд, было вызвано сжигающей ее внутренней лихорадкой; губы ее, накрашенные красной помадой, щеки, чуть тронутые почти незаметным слоем розовых румян, делали из нее опаснейшую сирену, уверенную, что стоит ей пожелать, и она увлечет своих поклонников в пучину.
Благодаря предусмотрительности Барнава карета делала по два лье в час.
В Шато-Тьерри остановились пообедать.
Дом, в котором сделали остановку, был расположен в очаровательном месте около реки и принадлежал богатой торговке лесом; она не надеялась, что ей будет оказана такая честь, но тем не менее накануне, узнав, что королевское семейство проедет через Шато-Тьерри, послала верхом одного из своих приказчиков, дабы предложить гг. делегатам Национального собрания, равно как и королю с королевой, воспользоваться ее гостеприимством.
Предложение было принято.
Едва карета остановилась, король с королевой, увидев вереницу предупредительных слуг, поняли, что их ждет прием, совершенно отличный от того, какой им был оказан вчера на дорманском постоялом дворе. Короля, королеву, принцессу Елизавету, г-жу де Турзель и обоих детей проводили каждого в отдельную комнату, где уже было до мелочей подготовлено все, чтобы гости могли заняться туалетом и привести себя в порядок.
Со дня отъезда из Парижа королева не встречалась с подобной предусмотрительностью. С аристократической чуткостью были предугаданы самые сокровенные привычки женщины; Мария Антуанетта, начавшая ценить такую заботу, захотела повидать хозяйку, чтобы поблагодарить ее.