– Скачите.
Хоть Волков и устал, и шатер ему уже поставили, но спать он не ложился. Ему все не давал покоя один вопрос. Он никак не мог понять, где могла прятаться рота мужиков, которая напала на вторую роту. Ответ был один: в леске, что тянется вдоль реки.
С двумя стрелками и Куртом Фейлингом кавалер покинул лагерь и отправился на то место, где дралась вторая рота, а там долго бродил по зарослям. Там так и лежали павшие солдаты, причем как его, так и мужицкие. Их, конечно, было много меньше, чем тех, что лежали дальше по течению, тех, что были в третьей роте. Но все равно. Это был непорядок, в котором виноват Рене. Почему он оставил мертвых валяться в лесу? Почему не забрал? Но сейчас не это занимало мысли Волкова.
Он осматривался и убеждался, что именно тут и прятались сотни мужиков. А кто еще мог вытоптать все вокруг, кто затоптал весь берег следами тяжелых солдатских башмаков? Его лагерь находился прямо над этим местом. Кашевары ходили к реке за водой, собирали тут хворост и дрова, солдаты рубили лес для частокола, но ему казалось, что все это было западнее. Или все-таки его люди оставили все эти следы?
В общем, этот осмотр ему не много дал. Волков вернулся в лагерь и позвал к себе заспанного Гренера.
– Вы сказали, что всё вокруг просмотрели, а лес, что ниже лагеря, у реки, осматривали?
– Первым делом, он же рядом с переправой, – отвечал молодой ротмистр.
– И ничего там не видели? Там же все вытоптано, там до сих пор следы кованых башмаков на мокром песке видно.
– Я там не был, я ехал по другой стороне, что у оврага. Я и мои люди осматривали овраг.
– Мне нужны те солдаты, что осматривали лес у брода. Хочу поговорить с ними.
Гренер взглянул на командующего и ответил:
– Те солдаты уехали на тот берег… С отцом.
Волков вздохнул.
– Хорошо, ступайте отдыхать. – И после крикнул: – Господин Фейлинг, коменданта Рене ко мне!
А пока Рене не пришел, Волков всё думал о засаде и о следах в леске у реки.
Родственник, кажется, тоже спал.
– Вы меня звали, полковник? – А в глазах его читался вопрос: «Господи, что ж тебе не спится? Ты же тоже не спал почти сутки».
– Я был в лесу, что у брода, – сказал ему Волков, – там видел наших мертвых солдат.
– Видно, сержанты в темноте не доглядели, – отвечал Рене.
«В темноте? Бой закончился, когда сумерки лишь опускались, ночь еще не пришла. Просто лень было тащить».
– Как ваши люди проснутся, распорядитесь собрать павших и похоронить, и третью роту тоже.
– Третью роту тоже? – переспросил Рене.
– По-вашему, их хоронить не нужно?
– Нет, нужно, конечно, нужно, но я думал, что это могут сделать саперы, – попытался возразить капитан.
«Нет, это сделаешь ты».
– У саперов есть дела, на них могут напасть. Возьмете телеги, соберете павших и похороните их рядом с лагерем, у дороги.
– Как прикажете. – Рене поклонился.
Когда он вышел, Волков вдруг почувствовал, как устал за последние дни. Лечь, лечь и позабыть про все дела, больше ему сейчас ничего не хотелось. Он позвал Фейлинга и денщика.
– Курт, Гюнтер, помогите мне снять доспех.
– Конечно, кавалер, – отвечал ему молодой человек.
Пока с Волкова снимали латы, он почти заснул, но даже сейчас думал над ситуацией: «Все непонятно, непонятно… Хорошо, что я послал за Агнес».
Глава 6
Встал Волков глубоко за полдень, когда солнце уже к вечеру покатилось. Повара к тому времени уже приготовили ему отличную похлебку из хорошо вываренной курицы, жареного лука и клецок, все это с кореньями, травами и вареными вкрутую яйцами. Клецки – жратва мужицкая, но кавалеру очень понравилась похлебка. Пока Гюнтер раскладывал на ковре чистую одежду и приносил горячую воду, он съел две полные чашки, закусывая свежим солдатским хлебом, запивая все это хорошим пивом, после которого стакан прилипал к рукам. Выспался, поел, помылся, надел чистую одежду. Вроде все хорошо, но как увидел в руках Фейлинга правый наплечник, так сразу помрачнел. Эта часть доспеха сзади была смята, вывернута, тончайший узор вмят сильным ударом.
– А что со шлемом? – спросил он оруженосца, жестом прося того подать этот предмет.
Шлем был не лучше наплечника: левая сторона вся разбита, крепление забрала слева держится каким-то чудом. Волков и вспомнить не мог, когда его так колотили, конечно, то было на берегу, но… Горжет помят, правое «плечо» повреждено, правый наколенник тоже искривлен, даже пробит в одном месте, кираса на груди, там, где как раз самый красивый узор, истыкана вся, словно с ней забавлялись, нанося по узору удары чем-то острым. А на ваффенрок и смотреть нельзя. Дорогой шелковый ваффенрок был бурого цвета от грязи и засохшей крови, ни единого белого или голубого пятна, сплошь бурый с черным. В руке такой и держать неприятно.