– Вы должны быть при своей роте, у меня и так не хватает офицеров. Пришлите мне десять людей и сержанта.
После они с Пруффом пошли по лагерю.
Как ни устали, как ни злы, как ни голодны восемь сотен людей, но сила это немалая, и сделать они могут многое, если есть воля, что сможет их объединить и сподвигнуть на усилия. Стена из кривоватых бревен уже перегородила дорогу с востока, оставив проезд для телег. Перед стеной полсотни людей копали ров. А сам частокол повернул на запад и шел над лесом, которым густо порос спуск к реке.
Волков вывел Пруффа на дорогу. Как раз луна вышла, река блестела серебром в ее свете.
– Вот, – сказал полковник, – это брод, я хочу, чтобы ваши пушки не дали завтра ни одному мужику перейти его.
– Завтра? – спросил капитан. – Думаете, что они пойдут уже завтра?
– Думаю, что они начнут утром. Им слышно, что мы укрепляемся. Я бы на их месте тянуть не стал.
Они направились обратно в лагерь. Волков привел артиллериста в северо-восточный угол лагеря.
– Насыпьте здесь земли столько, чтобы вы могли стрелять по переправе поверх частокола.
– Насыпать придется немало, – заметил Пруфф.
– Да, немало, – согласился кавалер.
– Надеюсь, вы дадите мне хоть тридцать саперов.
– Нет, все саперы ставят частокол или окапывают его.
– Но мои люди выбиваются из сил, они весь день и полночи тащили пушки. – В голосе Пруффа опять слышалось привычное недовольство.
– Капитан, лишних саперов у меня нет, из трех сотен их осталось чуть больше сотни, и те уже с заката рубят лес и копают канавы. Придется вам справляться самим.
– Я не успею до рассвета! – уже раздраженно проговорил капитан.
– Объясните своим людям, что если они не успеют до рассвета, то к полудню им уже некуда будет торопиться: их всех перережут мужики.
Слушать, что ответит ворчливый капитан, кавалер не стал, он повернулся и направился прочь. Однако не прошел он и десяти шагов, как услыхал очень взволнованный и знакомый притом голос, хотя сначала не мог вспомнить, кто его кличет.
– Господин! Господин!
– Это брат Ипполит, – сразу признал монаха Максимилиан и посветил ему фонарем. – Брат Ипполит, мы здесь!
Монах подбежал к Волкову. На брате Ипполите был длинный кожаный фартук, руки грязные, засохшая кровь черными точками покрывала и лицо его, и горло. Кажется, он недавно плакал.
– В чем дело? – довольно холодно спросил кавалер, его раздражал даже тон, которым монах его звал.
– Господин, – монах чуть обескуражен его тоном, – они умирают.
– Кто?
– Раненые, некоторых мы даже не успеваем осмотреть. Умирают, даже когда мы их лечим, когда зашиваем раны.
– Что, все умирают? – У Волкова защемило сердце.
– Нет-нет, слава Создателю, не все, но многие, уже шесть человек померло, я…
– Что? – сквозь зубы, но негромко спросил кавалер, чтобы, не дай бог, солдаты не услышали то, что им слышать нельзя. – Всего шесть? И ты прибежал ко мне пожаловаться или чтобы я тебе слезы утер? Ты в своем уме, дурень ученый? Ты, когда сюда ехал, о чем думал, думал тут желтуху да золотуху лечить?
– Но они умирают, их еще целые телеги, я не смогу всех спасти, и помощники мои не смогут, я не думал, что так сложится, понимаете, раньше в других ваших битвах так много раненых не было.
– Иди, дурак ученый, и спасай людей… Спасай людей, спасай тех, кого действительно можешь спасти, а уж потом других, иди и делай то, на что Бог тебя сподобил.
– Я просто…
– Прочь! – заорал Волков. – Прочь отсюда, вернись на свое место и зашивай в людях дыры, связывай кости, как тебе дано, а тех, кого подлечил, укладывай в телеги и отправляй в Бад-Тельц, пусть один из твоих лекарей с ними поедет, дай ему денег, чтобы размещал раненых у селян. Иди!
Монах только смог кивнуть и убежал в темноту. А Волков опять почувствовал, как кольнуло в груди и боль ниткой протянулась в левую руку до самого безымянного пальца. Он сжал левый кулак. «Левая рука слабая, вот и болит. Надо прилечь, что ли, поспать хоть час-два». Но его окликнули.
– Господин полковник, – обратился к нему немолодой сержант, Волков помнил его еще с Фёренбурга, там он был простым стрелком, которому даже оружия не хватало.
– Тебя Вилли прислал?
– Да, сержант Хольц. Ротмистр говорит, вас надо охранять.
– До утра точно придется, – отвечал кавалер, а сам поморщился от неприятных ощущений в груди. Хотелось приложить к беспокоящему месту руку, разгладить его, да попробуй еще дотянуться – там кираса, кольчуга и стеганка.
– Не беспокойтесь, господин. Мы вас убить не позволим, – заверил сержант.
– Отлично.
Волков огляделся, ища себе место для лежанки, и тут увидал в одной из телег своего молодого оруженосца Курта Фейлинга. Тот сидел в пустой телеге в обнимку с флагом, который так никому и не отдал, и что-то грыз.