А к нему подбежал новый командир второй роты Хайнквист.
– Господин полковник… – проговорил он устало.
– Что это? – сразу перебил его Волков, показывая на кривые и косо вкопанные бревна. – Кто учил вас, ротмистр, так укреплять лагерь?
– Мои люди еле волочат ноги от усталости, господин полковник, они сутки не ели.
– Вы офицер, Хайнквист, и должны понимать, да еще и людям своим объяснять, что если не будет укрепления, так им вообще больше поесть не придется…
– Я пытался…
– Плохо пытались… Плохо, – прорычал Волков и, уже успокаиваясь, добавил: – Снимайте своих людей, быстро кормите и стройте.
– Что-то случилось?
– Разъезды доложили, что на том берегу у дальнего брода слышны барабаны, играют «походный шаг», а у нашего брода я сам слышал ржание лошадей.
– Пойдут на штурм, думаете?
– Нет, придут поздравить нас с Днем святого Енуария, – невесело усмехнулся полковник. – Кормите людей быстро и стройте.
– Вторая рота, бросай работу, сержанты, всех людей ведите в лагерь! – закричал Хайнквист.
– Господин, а жрать дадут? – тут же откликнулись солдаты, что были рядом.
– Дадут. Сержанты, инструменты не бросать, все нести в лагерь.
– А нам что? – закричали саперы, тоже останавливая работу, ожидая ответа от офицеров.
– Тоже в лагерь идите, идите есть, – отвечал им полковник.
Все, и солдаты, и саперы, радостно, чуть не бегом поторопились к проходу. Люди хоть и устали смертельно, но голод пересиливал усталость.
Волков отправился дальше. Стена дрянь, ров неглубок, хорошо, что сразу за рвом начинается заросший лесом крутой спуск к реке, тут очень непросто будет врагу атаковать, волноваться за северную стену смысла не было, тем не менее он не преминет высказать все Хайнквисту. Брюнхвальд такого бы не допустил.
Западная стена, которую ставил Шуберт, оказалась не лучше северной, да еще и у прохода не вкопали рогатки, просто сложили рядом… Он уже собирался повернуть за угол к южной стене, как услышал выстрелы. Мушкеты, стреляющие новым порохом. Он уже знал этот звук. Пикет из его охраны оповещал, что у брода появились хамы.
Дальше разглядывать бревна и канавы времени не было, он поспешил в лагерь, где почти сразу увидел Максимилиана.
– Господин полковник, вернулись наши разъезды и пикет с восточной дороги. Мужики переправляются.
– Сколько? – только и спросил он.
– Насчитали пять сотен, но конца колонны не видели.
– Пять сотен минимум, – прикинул Волков, – а может, и тысяча будет, на этот раз переправятся со стрелками, на этот раз времени у них много. Где Рене?
– Строит людей, но без вас не решается просить ни трубачей, ни барабанщиков, чтобы сыграли ему построение.
О, как этот слюнтяй раздражал Волкова, кавалер аж зубами скрипел. Не будь Рене мужем сестры, отстранил бы этого болвана сразу после атаки мужиков. А поставил бы… Да хоть того же Хайнквиста, хуже бы не было.
– Максимилиан, бегите к трубачам, пусть играют «тревогу» и «построение».
Знаменосец коротко кивнул и скрылся.
В лагере суета, крики, неразбериха. Резко кричал молодой офицер, фамилии которого Волков вспомнить не мог.
– Первая рота, строиться!
Сержанты повторяли приказ, орали так, что у них вены на горле выступали.
– Рене? Где капитан Рене? – спросил кавалер у первого попавшегося сержанта, схватив того за рукав кольчуги.
– Там, господин, ближе к воротам был. – И тут же отвернулся от полковника. Сержанту не до того, у него свое дело. – Эй вы, бараны во втором ряду, куда первым на пятки наступаете? Опытные люди, а сбиваетесь в стадо, как новобранцы. Ровняйтесь, на полтора шага от них. Не напирайте.
«Даже этот сержант и то знает, что делать. Достался мне родственник».
А тут звонко, громко и тревожно, как положено, зазвенели трубы, играя сигнал «тревога, к оружию».
…Солдаты, те, что еще ели, спешно закидывали в рот еду грязными руками, бросали миски и кружки, брали оружие. Волков, расталкивая мельтешащих под ногами возничих, кашеваров и саперов, стал искать офицеров.