— Скорее всего во дворе остальные охранники, те, кто охраняет ворота, — молвил он, обращаясь к воинам Бродди. — Вы знаете, что делать. Нужно отворить ворота и впустить остальных воинов Бродди. Я же хочу освободить пленных…
У Гаррада дрожали руки, хотя голос казался спокойным. Он отцепил от широкого пояса маленькую кожаную сумку, в которой была огромная связка разных ключей.
— Тут темно, посвети мне, Гудрун, — обратился Нил к супруге, что держала в руках факел. — Подойди ближе. Вроде все нужные ключи на месте…
С лязгом отворилась решётка, где Орм удерживал пленных воинов Ульвара, они лежали на сыром каменном полу связанные и полуживые от голода и жажды. Нилу помогало помимо супруги шестеро его человек, люди поспешно разрезали тугие верёвки на конечностях пленников. Полуживых узников насчитывалось около сорока, те верные воины, которые не предали своего конунга и готовы были отправиться за него на смерть. Среди них были и ярлы, а также несколько англосаксов, которые подчинялись Гарраду.
— Не уж-то Хлипкий Сакс? — прохрипел полушёпотом один из ослабленных пленников. — А мы уж думали, что Вы переметнулись на сторону этого псины Орма… Но я верил, что это не так… Верил, что боги нас спасут… Наш конунг в дальнем конце подземелья… Шлюха Малинда морит его голодом, уж не ведаю, жив ли он ещё…
Свет факела озарил дальний конец длинного коридора, эта часть подземелья фактически всегда была погружена во мрак окромя тех моментов, когда тут являлась графиня Рендл собственной персоной взглянуть на муки конунга.
— Ульвар! Брат! Ты тут? — в ответ на резкий и взволнованный голос Гудрун за толстыми металлическими прутьями решётки послышался шорох. Женщина дрожащими руками поднесла факел ближе, пристально вглядываясь в разливающееся пятно тёплого света.
— Боги всемогущие! Сестра! — прозвучал сдавленный хрип из камеры. — Зигфрид! Мне это мерещится? Ты тоже её видишь?
— Госпожа Гудрун! Мы тут! — звук голоса Зигфрида сопровождался лязгом цепей, которыми оба мужчин были прикованы. — Я уж думал, что за нами сама валькирия пожаловала… Забрать в миры иные…
— Нил! Они тут! И вроде оба живы… Ульвар и Зигфрид! — Гудрун радостно выдохнула с облегчением.
Гаррад довольно быстро нашёл нужный ключ от решётки камеры, также позвал на помощь одного из воинов Бродди, у которого в руках имелась широколезвийная секира.
— Нужно разрубить цепи, — молвил Нил, напряжённо разглядывая сидящего на каменном сыром полу измождённого конунга.
— Хлипкий Сакс… — хрипло выдохнул Ульвар не без радости. — Я почему-то верил, что ты что-то предпримешь… Уж ты в любую лазейку сумеешь просочиться… — конунг усилием заставил себя встать на ноги, его одолевал звериный голод и жажда. Ульвар точно не ведал, сколько суток они пробыли без еды и воды, так как в темноте подземелья потерялся счёт времени. В освещении факела Нил узрел горящий стальной взгляд конунга, в котором кипела ярость и жажда мести.
Тем временем на территории крепости произошла бойня, в результате которой часть охранников Орма, которые пытались оказывать сопротивление лежали порубанные берсерками и людьми Бродди в лужах собственной крови, а оставшиеся в живых молили о пощаде.
— Пусть Хлипкий Сакс с ними разбирается, он тут сейчас за главного, пока их конунга не видать, — рыкнул один из северян, а в это время уже со скрипом откинулись через ров ворота крепости, впуская ждущих у входа нортумбрийских воинов. Первыми по деревянному мосту вошли Бродди и Вальтер, за ними следовали остальные.
— А наши быстро справились, — хмыкнул кузнец Угги, который слегка прихрамывал, оглядываясь по сторонам и недовольно щурясь от происходящих беспорядков вокруг. — Успели туточки псы Орма похозяйничать…
— Да уж! — задумчиво хмыкнул Бродди, гордо вздёрнув свой широкий подбородок с причудливыми косичками, деловито оглядывая внутренний двор и центральную башню замка. Он ещё издалека узрел, как на улицу выходили потрёпанные пленные, которых только что освободили.
Ульвар молчал. Выйдя на свежий воздух, он прищурился с непривычки от режущего глаза света, ведь довольно долго довелось сидеть в темноте, мужчина до сих пор не верил в то, что он жив и на свободе. Следом плёлся измождённый и верный Зигфрид, который с наслаждением глубоко вдыхал свежий морозный воздух и потирал свой липкий от пота и грязи лоб.
— Бродди… — прохрипел Ульвар, не веря своим глазам. — Какими судьбами?
— Не иначе, как его боги сюда привели, — констатировал Зигфрид, прищурившись. — Рано нам ещё в иные миры отправляться…
— Ульвар! Всё же ты жив! Везунчик! — рявкнул довольно Бродди. — И тогда, в моих землях тебя боги пощадили, и сейчас… Балуют тебя боги своей милостью! Я вот пришёл за головой твоего братца и судя по всему, очень вовремя… Надеюсь, псы твоего Орма не весь эль тут успели выпить?
— Будет тебе то, чего желаешь, Бродди! — рявкнул мрачно Ульвар. — Каждый из нас получит своё…
Глава 21
Графиня Малинда не любила кровь, ей с детства нравилась роскошь и красота, которой привыкла быть окружена. Она будто жила в своём мирке, не замечая, что вокруг существует бедность и нищета, голод и смерть… После гибели отца-графа Рендлширского опеку над Малиндой взял её молодой двоюродный брат, Кристиан. Свою мать она и вовсе не помнила, та померла ещё когда графиня была ребёнком. Казалось, юная Малинда не особо страдала от недостающей ласки и любви, она любила разглядывать обнажённые торсы тренирующихся мужчин, часто ловя на себе их похотливые и заинтересованные взгляды. Графиня Рендл ещё с детства осознавала, что она довольно красива, часами отмокая в лохани с тёплой водой разглядывала своё тело и представляла, как её бархатистую кожу ласкает мысленно избранный в её же фантазии один из обитателей крепости. Затем был Кристиан… Двоюродный брат так неистово пожирал Малинду глазами на одном из банкетов, что та пожелала ответить… Это произошло в его опочивальне, куда Кристиан увёл хмельную юную графиню. Она сама сняла платье, предлагая Кристиану полюбоваться своим прекрасным нагим телом… Первый раз было больно, Малинда кричала и извивалась под ним, царапая влажную от пота мужскую спину ногтями, но затем боль сменилась диким и безумным наслаждением, в котором она увязла. Графиня одновременно боготворила и ненавидела грубость в мужчинах, ей безумно нравилось, когда Эрик Грандвелл резко брал и подминал под себя, подчинял… Дико возбуждала жестокость и изощрённость ныне покойного Ральфа Мартена, с которым пришлось провести несколько ночей по просьбе двоюродного брата. К самому же Кристиану она испытывала какое-то извращённое чувство любви, ведь он якобы свой, родной… Этому мужчине можно было доверять и ей так нравилось, как он бесился от ревности к другим… Малинда не считала, сколько воинов побывало в её постели и дабы избежать дурной репутации, своих любовников графиня отсылала из крепости, а особо разговорчивые со временем случайно прощались с жизнью. Она довольно хорошо разбиралась в ядах, которые хранила в своей маленькой шкатулке из серебра.
— Ульвар на свободе, в крепости чужаки! — в спальню графини Рендл буквально ворвалась запыхавшаяся горничная Эбба с малышкой Сири на руках. — Что делать? — голос испуганной девушки панически дрожал, да и её всю трясло от страха.
— Оставь Сири со мной, — молвила холодным тоном побледневшая Малинда. — А сама беги, прячься… Беги, Эбба…
— Но Ваше Сиятельство! А Вы? Что же будет с нами? Куда бежать? — служанка буквально билась в истерике, по её щекам текли слезы.
— Вон отсюда! — рявкнула графиня, в сапфировом взоре отразился блеск безумия. — Вон! — она вытолкала ревущую Эббу за дверь, запершись на засов изнутри. Испуганная же маленькая дочка застыла на месте, стоя на полу и дрожа, словно беспомощный котёнок.
— Девочка моя… — молвила необычно мягко Малинда, слегка дотронувшись до щеки Сири, казалось, во взоре женщины скользнула горечь. — Я немного прилягу и отдохну, я так устала… Побудь подле меня, присядь рядом… — Рендл неспешно налила из кувшина в серебряный кубок красное вино, затем достала из шкатулки один из порошков-ядов и высыпала в свой напиток. — Они совсем скоро будут здесь, но так просто меня не получат, не накажут… эти дикари более не коснутся моего тела… — прошептала себе под нос графиня и пригубила вино из кубка, затем устроилась на своём мягком ложе, которое только недавно делила с Ормом. — А теперь я немного посплю, моя девочка, я смертельно устала…