Тонкие ноги Биасона судорожно задергались под старым одеялом.
— Ранкон умирает! Ранкон мертв! — громко простонал он.
С этими словами он резко приподнялся на своем убогом ложе, дико вращая выкатившимися из орбит глазами, которые вслед за этим внезапно остановились, и старик, вытянувшись, снова опустился на набитый соломой матрас.
Со двора донесся еще более печальный и зловещий вой Нуаро.
Роза, дрожа от ужаса, схватила Жозефа за руку.
— Со стариком все кончено, — тихо прошептала она.
— Еще нет, но долго он не протянет, — отозвался Жозеф. — Бедняга Биасон! Он так меня любил.
Смахнув набежавшую слезу, он печально добавил:
— Знаешь ли Роза, в жизни человека бывают часы, по значению равные целым годам. Когда умрет этот человек, у Ранконов останется лишь два друга — ты да я. Вчера я был еще ребенком, но сегодня стал мужчиной. Пусть мы слабы, дорогая Роза, а враги сильны и могущественны, но чутье подсказывает мне, что нам удастся спасти господина Октава и графиню.
С этими словами Жозеф, склонившись над Биасоном, нежно поцеловал его в лоб.
Окинув юношу неподвижным взглядом, старик безуспешно пытался что-то сказать, но губы его шевелились, не произнося ни звука.
Наконец ему удалось указать слабой рукой на подушку, где покоилась его голова.
Жозеф приподнял ее и старик чуть заметно кивнул, выражая свое одобрение. Из-под подушки юноша вытащил потертый кошелек, в котором оказалось двенадцать золотых монет, и положил его на постель, но глаза умирающего так сердито сверкнули, что Жозеф снова поспешно убрал кошелек.
— Что мне с ним делать, папаша Биасон? — растерянно спросил он.
Старик безуспешно попытался ответить, но не смог произнести ни слова.
— Это для него? — тихо осведомилась Роза.
— Да, да, да, — трижды кивнул головою старик.
Поскольку Жозеф все же медлил взять себе кошелек, Биасон издал такой повелительный стон, что юноша вынужден был подчиниться.
Старик по-прежнему сжимал руку Жозефа, и Роза заметила, что умирающий хочет сказать что-то еще, но язык никак не повинуется ему.
— Вам нужно что-нибудь еще, папаша Биасон? — спросила она наконец.
— Да, — молча кивнул он.
— Вы хотите распорядиться о заупокойных мессах?
Умирающий снова кивнул, а затем покачал головой, как бы желая сказать что это еще не все.
На этот раз о его желании догадался Жозеф.
— Вы имеете в виду сокровища? — быстро спросил он.
Старик утвердительно кивнул.
— Я займусь этим через несколько дней, — попытался успокоить его Жозеф.
— Нет, нет, нет, — энергично замотал головой Биасон.
— Значит, я должен сделать это как можно скорее? Завтра? Может быть, уже сегодня?
Взгляд умирающего, казалось, говорил:
— Если ты не сделаешь это сегодня же, то я навеки прокляну тебя!
Догадавшись о значении этого взгляда, Жозеф проговорил, указывая на висевшее на стене распятие:
— Как только мне удастся найти господина Октава, я тотчас вернусь в Ранкон, чтобы выполнить вашу волю; это так же верно, как то, что я христианин.
Услышав эти слова, Биасон выпустил руку юноши, как бы желая сказать:
— Пора приниматься за дело, сын мой!
Бесшумно выйдя во двор и скользнув вдоль ограды, Жозеф поспешно направился к тому месту, где он обычно перелезал через стену.
Шампион и Матифо тоже не теряли времени даром.
Обнаружив в саду следы, они пришли к мнению, что кому-то удалось подслушать Шампиона.
Неизвестный никак не мог скрыться через сад. Уйти он мог либо через двор, либо проскользнув по берегу пруда. Первый способ был маловероятен, поскольку все двери и ворота были тщательно заперты. Что касается второго пути, то лодка была по-прежнему привязана к причалу и за ней вел наблюдение доктор Туанон.
Шпион, следовательно, продолжал прятаться где-то в замке — либо в каком-нибудь сарае, либо во флигеле для прислуги.
— Наш шпион, — решительно заметил Матифо, — без всякого сомнения живет в замке и днем мы без труда сможем разоблачить его. Если бы это был чужой человек, то он сразу же попытался бы выбраться отсюда и в таком случае мы бы его, конечно, заметили.
Сказав это, он тщательно запер все двери и калитки между двором и садом.
Шампион стал на страже у садовой калитки, а доктор Туанон занял наблюдательный пост у лодки. Матифо взял на себя наблюдение за двором.
Пока принимались все эти меры, Жозеф и Роза принимали участие в сцене, разыгравшейся у смертного одра Биасона.
Когда юноша вышел из комнаты, Матифо уже занял свой пост и, конечно же, видел, как тот вскарабкался на стену и быстро исчез за ней.
— Мальчик этот очень шустер, — подумал Матифо, — и я конечно не смогу последовать за ним тем же путем, но нам следует узнать, куда он собрался и что замышляет.
Торопливо подбежав к калитке, он отвязал Нуаро и взял пса с собой в надежде напасть с его помощью на правильный след.
Когда Матифо оказался наконец с другой стороны стены, то там уже никого не было, но как только Нуаро обнюхал следы, оставленные мальчиком на мягкой влажной земле, так тут же завилял хвостом, весело прыгая вокруг.
— Ага! — радостно пробормотал Матифо, — похоже, что тот, кого мы выслеживаем, — твой старый приятель, дружище Нуаро.
Решив положиться на собачье чутье, он ощупал в карманах два заряженных пистолета.
Охота за человеком началась. Выбравшись со двора, Жозеф что есть сил помчался кратчайшей дорогой в Лимож, перепрыгивая через канавы и перелезая через встречавшиеся ему на пути заборы.
Ночь была очень темна, но Жозеф слишком хорошо знал местность, чтобы заблудиться даже в такой кромешной темноте.
При воспоминании о пророческих словах Биасона в душу ему закрался лихорадочный страх. Казалось, он все еще слышит его голос. Время от времени Жозеф останавливался, чтобы утереть пот со лба.
— Лишь бы мне только не опоздать! — задыхаясь бормотал он, со страхом думая о словах маленькой Розы: «Умирающие предсказывают будущее».
И с новыми силами Жозеф возобновлял свой бег по полям и лугам. Наконец он вздохнул с облегчением: за последним забором пролегала проселочная дорога, а за ней простирались Нуармонские болота.
Перед тем, как перелезть через забор, он прислушался и быстро наклонил голову.
С дороги доносился стук копыт и слышалось позвякивание сабель. Это были полицейские, их было только двое: инспектор и рядовой.
— Да, — проговорил инспектор, — ему удалось скрыться от нас и, по правде говоря, я только рад этому. Шевалье де Ранкон — храбрый молодой человек и я бы охотно предоставил его поимку кому-нибудь другому.
— Думаю, что для него самого было бы лучше сдаться полиции, — отозвался второй полицейский. — С него бы просто потребовали обещания не участвовать больше в антиправительственных заговорах, а потом отпустили на свободу. Что же касается болота, то оно, возможно, окажется менее великодушным, чем господин королевский прокурор.
— Да, — отозвался инспектор, — в такую ночь там может произойти все что угодно.
Полицейские пришпорили лошадей, сабли звякнули громче, и вскоре стук копыт замер вдали.
— Да, — подумал Жозеф, — папаша Биасон оказался прав. Господин Октав действительно решил пробраться через болота.
Отважный юноша собрался было последовать той же дорогой, как вдруг в темноте к нему метнулась чья-то черная тень и он невольно отпрянул, почувствовав, что щеку его лизнул горячий язык.
— Нуаро! — в изумлении пробормотал он и, положив на спину собаки руку, подумал: «Он сорвался с привязи. Может быть, так даже лучше, ведь ночью он сможет оказать мне большую помощь и гораздо лучше меня найдет дорогу через болото».
Нуаро неожиданно протяжно завыл.
— Успокойся, старина, — ласково шепнул ему Жозеф, — похоже, сегодня ночью даже у заборов есть уши.
В эту минуту совсем рядом с ними раздался чей-то осторожный голос: