После этого он, как смог, рассказал другу историю Элен де Ранкон, упомянув при этом об убийстве Октава и о последней воле папаши Биасона.
Клеман слушал его очень внимательно, а когда Жозеф стал описывать ужасы подземных пещер и препятствия, которые ему пришлось преодолеть, Клеман с восторгом воскликнул:
— И ты вынес все это, малыш? Ты действительно сделал это?
— Да, я все это сделал, но без твоей помощи все мои усилия пропадут даром!
— Но этого не случится! — вскричал Клеман, — я не покину тебя, мой мальчик, и мы спасем твою прелестную и отважную графиню! Если мы с тобой не выберемся из этой дыры живыми и здоровыми, то значит сам Господь хочет, чтобы сокровища навеки остались под землей.
Обменявшись рукопожатием, молодые люди принялись обсуждать план своего опасного предприятия.
Прежде всего им понадобились прочные веревки и канаты.
Добрый дровосек печально посмотрел на недоделанную корзину, плетением которой он занимался до начала разговора с Жозефом.
— Пенька стоит слишком дорого, — с сожалением заметил он, — можно плести корзины долгие месяцы, но все равно не заработать нужных нам средств, да и лекарства твои тоже стоили денег, а аптекарь дает в кредит не больше булочника.
Протянув руку к своей одежде, аккуратно сложенной на стуле, Жозеф взял пояс и вынул оттуда золотые монеты, подаренные ему папашей Биасоном.
— Надеюсь, нам хватит этих денег, — с гордостью проговорил он.
С того самого дня все разговоры в сторожке дровосека велись только о предстоящей экспедиции в подземелья Ранкона. Вскоре Жозеф окончательно выздоровел и окреп.
Как только он смог выходить из дому, друзья направились к месту, чтобы обсудить последние приготовления к своему опасному предприятию.
Сваленный Клеманом дуб лежал на том же месте и положение дерева позволяло легко привязать к его стволу канат, необходимый для спуска в подземные гроты. Проблема спуска была таким образом решена, но как они смогут выбраться обратно с огромным грузом сокровищ?
— Сначала спустимся в подземелье, а там будет видно, — высказал свое мнение Клеман, успевший тем временем закупить веревки, канаты, киркомотыги и другие необходимые вещи.
Однажды ночью он ушел из сторожки и вернулся только на следующее утро.
На все расспросы Жозефа он лишь таинственно улыбался и хранил молчание.
— Оставь меня в покое, малыш, — наконец заметил он. — Думай-ка лучше о себе и поскорее набирайся сил. В свое время я посвящу тебя в составленный мною план.
Через несколько дней Клеман, занятый какой-то работой, неожиданно сказал, отложив в сторону молоток:
— Теперь, наконец, все готово и, если ты чувствуешь в себе достаточно сил, то мы можем сегодня же отправиться в путь.
Проговорив это, он взвалил себе на спину только что сколоченный деревянный ящик, легкий, но чрезвычайно прочный. По бокам ящика находились ручки, предназначенные для его переноски.
Жозеф поспешно собрался и через полчаса они уже шли по тропинке, ведущей их к таинственной цели.
На поляне все осталось без изменений и дуб по-прежнему почти целиком закрывал отверстие в подземные пещеры.
Усевшись на ствол дерева и помогая себе руками, Клеман быстро добрался до того места, где начиналась первая ветвь, а было это почти в самом центре бездонного провала.
Внезапно, сделав какое-то быстрое движение, Клеман исчез из виду.
Сначала Жозеф было подумал, что другу его пришел конец, но затем сообразил, что если бы с Клеманом случилось несчастье, то тот закричал бы, зовя его на помощь. Повторив действия дровосека, юноша вскоре очутился на том самом месте, где только что исчез Клеман, и тут же понял, что произошло на самом деле.
В том месте, где начинались первые ветви дуба, к стволу его был накрепко привязан канат с узлами, значительно облегчавший спуск на нижнюю площадку скалы.
Клеман уже стоял на ней, знаками приглашая Жозефа последовать за собой.
Тут только по-настоящему стала видна проделанная Клеманом гигантская работа, к тому же выполненная им ночью и без всякой посторонней помощи.
Площадка была расширена за счет выдолбленной в скале ниши и превращена в своего рода склад различной провизии.
Через пропасть было подобно мостику перекинуто толстое бревно, с обоих концов закрепленное массивными железными крючьями.
— И ты все это сделал? — вскричал Жозеф, невольно приходя в восторг от увиденного.
Ничего не ответив на этот вопрос, Клеман поднялся на две ступеньки сделанной им веревочной лестницы.
— Подожди, сейчас я спущу сюда ящик, — весело воскликнул он.
Этой ночью несколько крестьянских девушек, возвращавшихся с ярмарки в Лароше, услышали в соседнем лесу печальную песню.
— Это поет Клеман, — шепнули они, останавливаясь, чтобы послушать, но вскоре песня замолкла и тишину теперь нарушал лишь шелест листвы.
Так в этой округе в последний раз было услышано пение Клемана.
ГЛАВА XIV
Королевский прокурор
Сейчас только пять часов утра, только что рассвело и первые лучи солнца проникли сквозь закрытые ставни.
За письменным столом, запаленным бумагами, в задумчивости сидит какой-то человек. Время от времени он подымается и начинает расхаживать по комнате, потом снова садится и лихорадочно перелистывает лежащие перед ним бумаги.
Хозяину дома, королевскому прокурору Мори-Дюкенелю, едва исполнилось пятьдесят лет, но усердный труд и служебные заботы уже успели отметить морщинами его высокий лоб.
Мори-Дюкенель все еще не женат, и когда друзья начинают подшучивать над ним, убеждая почтенного чиновника вступить в брак, пока еще не поздно, тот в ответ лишь улыбаясь покачивает головой.
Как и все старые холостяки, этот человек относил себя к числу скептиков, но в основе его скептицизма лежала глубокая горечь.
Ему слишком часто и близко приходилось сталкиваться с преступлением в самых различных формах, чтобы не считать его своеобразной болезнью.
— Бешеных собак необходимо обезвреживать раз и навсегда, — говорил он обычно тем, кто обсуждал в его присутствии вопросы, связанные с применением смертной казни, — но при этом не следует допускать излишней жестокости, — неизменно добавлял королевский прокурор.
Однако несмотря на всю свою опытность, ему еще никогда не приходилось встречаться с таким запутанным делом, как процесс графини де Кверан-Ранкон.
Находя притянутыми за уши многие из изложенных в обвинительном акте фактов, он сомневался в справедливости вынесенного приговора. Вот почему сейчас, через полгода после осуждения Элен де Ранкон, мы застаем его за внимательным изучением материалов этого необычного дела.
Дверь кабинета медленно отворилась и на пороге появился ступавший на цыпочках Лорен, с охапкой поленьев под мышкой. Это был слуга королевского прокурора. Не высказав ни малейшего удивления при виде своего хозяина, занятого работой в столь ранний час, Лорен принялся разжигать огонь в камине.
Треск горящих поленьев отвлек Мори-Дюкенеля от документов, заставив его обернуться.
— А, это ты, Лорен! Ко мне еще никто не приходил? — поспешно спросил он.
— Никто, господин королевский прокурор.
— Я как раз ожидаю одного посетителя. Сможешь ли ты сразу узнать того молодого человека, которого я принял на днях?
— Он еще очень молод, невелик ростом и не носит ни бороды, ни усов?
— Да, я имел в виду именно его. Как только он придет, сразу же приведи его в мой кабинет.
— Слушаюсь, господин королевский прокурор.
В этот момент раздался стук в дверь.
— Это, должно быть, он, — вскричал господин Мори-Дюкенель, поспешно поднимаясь с места. — Проследи, чтобы никто не помешал нам, ты понял, Лорен? Войдите, — громко добавил королевский прокурор.
В вошедшем читатель вряд ли сразу узнал бы Жозефа.