За несколько месяцев, прошедших с начала нашего рассказа, мальчик превратился в мужчину.
На Жозефе по-прежнему был костюм лимузенского крестьянина. Откинув со лба прядь светлых волос и держа в руке широкополую шляпу, он смело приблизился к королевскому прокурору. Открытое честное лицо юноши произвело на того, как и в прошлый раз, самое благоприятное впечатление.
— А вот и вы наконец! — приветливо промолвил господин Мори-Дюкенель. — Я с нетерпеньем ждал вашего прихода. Сообщенные вами позавчера новости совсем лишили меня покоя. Подумать только! С моей помощью ни в чем не повинной был вынесен суровый приговор…
— Не только невинной, но и святой! — печально заметил Жозеф.
Нервно схватив со стола один из документов, королевский прокурор взволнованно воскликнул:
— Все уверены в справедливости приговора, а тем временем несчастная безвинно страдает в тюрьме, жалуясь на людское правосудие! Но ты не пытаешься обмануть меня? — спросил он, внезапно оборачиваясь к Жозефу и внимательно вглядываясь в его лицо.
— Нет, господин королевский прокурор, я говорю чистую правду.
— Да, да, — заметил Мори-Дюкенель, как бы рассуждая сам с собой, — человек с таким голосом и взглядом просто не может лгать.
Помолчав немного, он снова обратился к Жозефу:
— Возможно, я позабыл кое-какие подробности твоего рассказа, поэтому повтори мне его еще раз. Я велел принести сюда эти бумаги, чтобы сравнить твои слова с заявлениями свидетелей. Говори не торопясь и постарайся ничего не забыть.
— Я ничего не забуду, господин королевский прокурор, — уверенно заявил Жозеф и начал свой рассказ, скрупулезно описывая все подробности таинственной драмы, не опуская при этом даже второстепенных обстоятельств. Ужасная история подлости и убийства прослеживалась день за днем, час за часом.
В огромной комнате слышался лишь звонкий голос Жозефа да шелест бумаг; временами рассказ юноши прерывался взволнованными восклицаниями королевского прокурора.
Жозеф говорил очень долго, и когда он наконец замолчал, пристально взглянув на Мори-Дюкенеля, то увидел, что на лбу у того выступили крупные капли пота.
Пройдясь несколько раз по комнате, королевский прокурор остановился перед юношей, внимательно наблюдая за выражением его лица.
— Так кого же вы обвиняете? — осведомился он наконец.
— Я обвиняю Эркюля Шампиона, Матифо, доктора Туанона и рабочего Лимеля, — твердо ответил Жозеф. — Эркюль Шампион отравил своего благодетеля, графа Жоржа, и способствовал обвинению графини Элеи де Ранкон в смерти ее мужа, а доктор Туанон явился его сообщником в обоих этих преступлениях. Что же касается Матифо и Лимеля, то они виновны в убийстве на болотах несчастного графа Октава.
— Но где же ваши доказательства, сударь? — воскликнул взволнованный прокурор.
С минуту оба они напряженно молчали.
— Между нами говоря, — заметил наконец Мори-Дюкенель, — лично мне таких доказательств не требуется, я верю вам на слово, но вряд ли вашего заявления будет достаточно для суда присяжных. Отказавшись от апелляции, графиня де Ранкон сама сделала невозможным пересмотр вынесенного ей приговора. Общественное мнение настроено против графини, и я нисколько не сомневаюсь, что, попытавшись добиться ее оправдания, мы лишь ухудшим ее положение, ибо несчастной может быть вынесен еще более суровый приговор. Итак, что же я могу предпринять в сложившейся ситуации?
Поспешно схватив руку королевского прокурора, Жозеф горячо поцеловал ее, тронутый человечностью служителя правосудия.
— Поступайте как знаете, господин Мори-Дюкенель, — растроганно произнес он, — я сказал вам правду, только правду и ничего кроме правды. Поступив так, я лишь исполнил свой долг. Теперь судьба госпожи графини в ваших руках, и я уверен, что ей никогда не найти более благородного человека, чем вы, ваша честь.
— Да, да, мой друг, — вскричал королевский прокурор, — я тоже готов выполнить свой долг.
Для бедной узницы наконец настал счастливый день — Жозефу разрешили посетить ее в тюрьме, что принесло ей огромное утешение.
Не видя его во время судебного процесса, графиня решила, что он, должно быть, погиб, пытаясь спасти ее несчастного Октава. Потом ей даже пришла в голову еще более мрачная мысль:
— Он тоже предал меня! Он тоже перешел на сторону моих врагов.
Но Жозеф не умер и не стал предателем. Стоя на коленях перед своей госпожой, как перед невинной мученицей, и орошая ее руки слезами, он сообщил ей, что делает все возможное для ее оправдания и освобождения. В четыре часа Жозеф покинул тюрьму, пообещав графине навещать ее каждый день до тех пор, пока его усилия и усилия королевского прокурора не увенчаются полным успехом.
Вечером с визитом к Элен явился сам господин Мори-Дюкенель, теперь полностью убежденный в невиновности графини де Ранкон. Посещение имело неофициальный характер, королевский прокурор явился в качестве друга и защитника несчастной женщины.
По причинам, которые он уже изложил Жозефу, оправдание графини в ходе открытого судебного заседания не представлялось возможным.
Элен отказалась от обжалования приговора и теперь для повторного возбуждения дела необходимо было преследовать в судебном порядке действительных виновников преступления, но иных доказательств их вины, помимо заявлений Жозефа, Розы и самой графини, не было. Поэтому, можно было предвидеть, что Шампион и его сообщники будут оправданы и ситуация, по существу, останется без всяких изменений.
Печальное молчание графини выдавало охватившее ее чувство безнадежности, с которым она слушала королевского прокурора, полностью соглашаясь с его выводами. Голова несчастной поникла, по исхудалым щекам катились крупные слезы. Теперь она ясно видела всю беспочвенность надежд, пробудившихся было в ней после посещения Жозефа и превращения ее грозного обвинителя в преданного ей друга. Тогда она невольно говорила себе:
— Господь справедлив, судьба наконец устала преследовать меня и теперь незаслуженное наказание превратится в славное мученичество!
Однако все это оказалось пустой мечтой. Участие, проявленное к ней королевским прокурором, принесло ей не большее облегчение, чем вынесенный им ранее обвинительный приговор.
— Да свершится воля Божия! — прошептала она наконец, усилием воли сдерживая слезы. — Отбывая пожизненное заключение в этой позорной могиле, я буду по крайней мере утешаться сознанием того, что такой честный человек, как вы, верит в мою невиновность. Благодарю вас за то, что вы решились навестить меня здесь. Вы причинили мне много зла, но сделали это неосознанно, находясь в полной уверенности, что выполняете свой священный долг. Если вам для успокоения совести необходимо мое прощение, то я даю его вам от всей души. Я даю вам даже гораздо больше, награждая уважением женщины, на которую незаслуженно возведено позорное обвинение, но которая тем не менее стоит перед вами столь же чистая, как в то время, когда все уважали ее, завидуя ее счастью.
С этими словами она протянула Мори-Дюкенелю изящную белую руку, которую тот почтительно поднес к губам.
— Почему вы хотите лишить нас обоих мужества? — спросил он, продолжая удерживать руку графини, — ведь не все еще потеряно, поверьте!
— Что вы хотите этим сказать, сударь? — вскричала Элен, — умоляю вас, объяснитесь яснее.
— Да, графиня, — продолжал королевский прокурор, — я намерен вызволить вас из беды и я сделаю это, но мне необходимо ваше содействие.
— Что же я должна сделать?
— Вам надо всего лишь подписать этот документ.
— Я сейчас же последую вашему совету, господин Мори-Дюкенель, — поспешно проговорила Элен, дрожащей рукой выхватывая протянутую ей бумагу.
Ознакомившись с ее содержанием, она тем не менее тут же положила ее на стол.
— Прошение о помиловании! — с горечью прошептала она.
— Подписать его, значит признать свою вину, а ведь я требую справедливости, а не милосердия. О, как вы могли дать мне такой совет?