И глупости.
— Граф — прекрасная партия, Элиза. Он серьезный, уважаемый и богатый человек — с ним ты будешь в безопасности…
— Он ненавидит женщин… — выдохнула я и глаза защипало.
— Откуда такие мысли? — Аннабель встала ко мне лицом, близко-близко. — Он никогда тебя не обидит.
Ага, конечно… но вслух спорить не стала.
А смысл?
Аннабель меня не понять — она всю жизнь прожила в тени мужа и привыкла подчиняться мужчине. Для нее не существовало эмансипации, независимости и феминизма.
А я знала другую жизнь.
И не собиралась ее терять.
Когда мы спустились на первый этаж, граф и отец курили в малой гостиной. В длинных тонких пальцах Роберта Стендброка старшего тлел вонючий огрызок сигары. Я отвернулась и, поджав губы, вышла на крыльцо.
Слуга открыл дверцу и помог мне забраться в карету. Роззи и Сиззи с довольными улыбками сели на мягкую скамью напротив, предвкушая приключение, и через мгновение в дверях появился граф.
Он запрыгнул на подножку, от чего карета качнулась, и сел рядом, плотно прижавшись ко мне бедром. Платье натянулось и пришлось силой выдергивать его из-под графа.
— Трогай, — сказал Роберт старший и кучер щелкнул хлыстом.
Отец обнял Аннабель за талию и графиня улыбнулась, на прощание послав мне воздушный поцелуй, а я крепче сжала левой рукой телефон — в случае чего, это единственное оружие, которое я смогу использовать, если граф решит покуситься на меня до свадьбы.
— …и до самого горизонта, сколько хватает глаз, поля, которые принадлежат мне. В год они приносят больше пятисот тысяч тонн зерна и кукурузы…
Роззи и Сиззи восхищенно ловили каждое слово. По их лицам было видно — перечень богатств графа произвел на чувствительные души неизгладимое впечатление!
Я же кивала по инерции, убаюканная размеренным шагом лошадей, тянущих карету по утоптанной тряской дороге, пока “маркиз де Карабас” был занят самовосхвалением.
— Вам нравится? — спросил граф, повернувшись ко мне.
Солнце осветило тронутое возрастом лицо и я без удовольствия отметила, что Роберт младший очень похож на своего отца. Тот же упрямый нос и пронзительные голубые глаза, чуть волнистые светлые волосы и густая, аккуратно подстриженная борода.
Пожалуй, только морщин вокруг глаз у дровосека поменьше, а во всем остальном, включая характер, яблоко от яблони упало недалеко.
— Мне все равно, — я скрестила руки на груди и отвернулась. — Я хочу домой.
— Вы устали? — граф поднял руку и карета не сразу, но остановилась. Роззи и Сиззи с любопытством и каким-то первобытным страхом уставились на меня.
— От вас, — ответила, не скрывая сарказма, и встала.
Слуга, что ехал на заднике кареты, засуетился, собираясь открыть передо мной дверцу, но я не нуждалась в помощи — сама дернула ручку и спрыгнула на пыльную землю.
Роззи и Сиззи, шурша юбками и причитая, последовали за мной.
И я шла назад, удобно сложив руки в углублениях корсета, и пыталась успокоить свое расшалившееся сердце.
Как, как мне избежать замужества?
Перстень на среднем пальце, который не подавал признаков жизни, пока отец или граф Стендброк были рядом, запульсировал и рука налилась свинцом. Чем дальше я уходила, тем сильнее горела кожа и, в конце концов, я не выдержала.
Остановилась и обернулась — бедные Роззи и Сиззи сбились в кучу, чтобы не врезаться в меня.
— Леди Элиза… давайте вернемся, — захныкала одна. — Жарко!
Я сглотнула. Граф сидел к нам спиной, спокойный и непоколебимый.
Слуги поили лошадей и мои служанки переминались с ноги на ногу, ожидая дальнейших указаний. Палец пульсировал и я с ненавистью сжала телефон в кулаке.
— Идем, — сказала сквозь зубы и вернулась к карете.
— Вам лучше? Больше не укачивает? — спросил Роберт старший с усмешкой.
— Нет.
— Нет, ваше сиятельство, — и снова улыбка.
Я фыркнула и потянулась к ручке двери, но граф опередил меня, заблокировав механизм с другой стороны. Не знаю, сколько мы провели в молчании, сверля друг друга взглядами, но первой сдалась я.
И не потому, что Роберт старший победил, нет. Только из жалости к Сиззи и Роззи.
— Спасибо за заботу, ваше сиятельство. Мно гораздо лучше, — граф воспринял капитуляцию с широкой улыбкой и открыл дверь кареты, а мне захотелось запустить ему телефоном в лицо.
Служанки заняли места следом и в тягостном молчании мы тронулись в обратный путь.