Фото на месте, только не Александр Бальменов улыбается мне с чёрно-белого снимка и даже не Александр де Бальмен, а какой-то незнакомый мужчина. Я переворачиваю карточку и вижу памятную надпись: “Анюте от Антона, с любовью” и год.
— Это как? — смотрю на кота, кот смотрит на меня и кольцо на пальце теплеет, как живое.
Яша встает и трусит в зал. Я, не раздумывая, следую за ним. Он останавливается у старого серванта, а я не могу заставить себя открыть ящик с документами.
Потому что, если то, что я подозреваю, окажется правдой, я в большой… очень большой… беде!
Яшка запрыгивает на стол рядом и фыркает, будто насмехаясь надо мной.
— Лучше помолчи, — назад дороги нет.
Я достаю из ящика папку с документами и ищу свое свидетельство о рождении. Но вместо розовой бумаги с печатью органа ЗАГС нахожу пожелтевший от времени листок с гербом дома де Бальмен.
“Дорогая Элиза,
как жаль, что ты слишком мала, чтобы понять и принять то, что я был вынужден сделать ради твоего спасения. Я надеюсь, прочитав это письмо, ты найдешь в своем сердце место для прощения, как и твоя мать, ибо единственное, что ведет меня по выбранному пути — это любовь к вам обеим.
У меня мало времени, но я верю, что скоро это не будет иметь значения, потому что зло, что вонзило зубы в нашу семьи в попытке разорвать ее на части, будет побеждено. И ты вернешься к нам, целая и невредимая.
До этого момента, прошу, береги себя. Ведь мир, в котором ты живешь и который считаешь своим, на самом деле чужой. Как и женщина, что воспитывала тебя.
Мне пришлось изменить ее воспоминания. И в том нет ничьей вины, лишь стечение обстоятельств, ибо горе больше других эмоций подходит для адаптации переселенцев из нашего мира. Оно же служит щитом, но об этом тебе беспокоиться не стоит.
Если память уже вернулась к тебе, обратный переход не составит труда. Фамильяр будет рядом и поможет, главное найди нужную пластинку среди тех, что я оставил в наследство.
Мой старший брат, твой дядя пожертвовал жизнью ради спасения нашей семьи. Всегда помни об этом и ничего не бойся. Обещаю, я сделаю все возможное, чтобы защитить тебя и Аннабель.
P.S. Я с нетерпением жду того момента, когда мы вновь станем одной семьей, и я, наконец, смогу открыть вам всю правду.
Ваш отец,
граф Александр де Бальмен"
Как же это могло случится?
Я смотрю на Яшу и понимаю, что плачу. И не могу остановиться. Рыдания душат изнутри и, завывая, я бегу обратно в свою комнату и хлопаю дверью раньше, чем мохнатый предатель успевает просочиться следом.
Это все неправда!
Как же моя мама может быть чужой, когда я помню ее с детства! Помню, как она читала мне перед сном и как мы вместе делали уроки. И отца… я помню отца! Их ссоры и тот день, когда он ушел навсегда…
С каждой отрицающей факты мыслью, с каждым сомнением, кольцо на пальце холодеет и, в конце концов, простреливает тело болью. Я падаю ничком на постель и зарываюсь лицом в подушку.
И не у кого спросить, некому пожаловаться… может, я схожу с ума?
Пальцы натыкаются на что-то и я достаю из-под подушки шкатулку. Как же я могла забыть про подарок Роберта!
Слезы высыхают и я с нежностью касаюсь резной крышки из красного дерева. Если бы только Роберт был рядом… он бы точно нашел нужны слова, чтобы поддержать меня.
И все-таки, какая же шкатулка красивая… как и изумрудные серьги, что лежат на красном бархате. Я вспоминаю про углубление под крышкой и хитроумный механизм открывает потайное отделение, из которого вдруг выпадает сложенный вчетверо листок.
Я откладываю шкатулку в сторону и разворачиваю тайное послание.
Черно-белый портрет Аннабель, только гораздо моложе. И зачем он мне? Ищу подпись, но кроме инициалов Роберта в нижнем правом углу, на листке ничего нет.
Зачем он спрятал в шкатулке портрет графини? Может, подарок предназначался не мне? Неужели Роберт тайно влюблен в Аннабель?
Я вглядываюсь в нарисованный углем портрет и понимаю, что дровосек изобразил совсем не графиню де Бальмен, а… меня. Такой, какой запомнил в последний день нашей встречи. В свадебном платье и с полными отчаяния и жаждой жизни глазами.
Я поняла, что плачу, когда слезы ударились о край листа, смазав часть рисунка, и все встало на свои места.