Я изумленно оглядывала то, что на мне было надето. Это был очень тонкий, мягкий пеньюар, удивительно красивый, нежного голубого оттенка с настоящими венецианскими кружевами. Откуда такая роскошь? Неужели Сморчков упрятал меня в элитную клинику для душевнобольных богачей?
Спустя минут пятнадцать, которые я провела за поеданием прекрасного сытного завтрака, в двери, запыхавшись, вбежала румяная девушка, которую пожилая дама называла Леей. За ней следовал высокий, вертлявый, очень худой мужчина, затянутый в блестящий серебристо-черный костюм. В руках мужчина сжимал видавший виды кожаный саквояж.
— Вот, господин Трисмегист, похоже, бред у нее. Надо что-то делать, иначе, сами понимаете…
Тут женщина взглянула на меня, пытавшуюся встать с кресла и вскрикнув, она проорала:
— Девки, все сюда! Опять, возможно, держать придется, жар сильный у нее!
Стоявшие неподвижно девушки подняли глаза и бросились к моему креслу, собираясь, по всей видимости, выступить в роли санитарок для буйной пациентки. Я боязливо затянула ноги на кресло и уселась, поджав их под себя.
— Давно она бредит, госпожа Голока? — обратился лекарь к пожилой даме.
— Вчера еще бормотала что-то, билась, как рыба, — пояснила женщина. — Все порывалась бежать куда-то или от кого-то… Еле удержали. И сегодня, вот как очнулась, так и начала опять нести ересь.
Лекарь внимательно посмотрел на меня. Я ответила ему не менее пристальным взглядом. Он кашлянул и склонился над своим саквояжем:
— Так, все ясно, — пробормотал эскулап. — Видать, проникло что-то, инфекция… Да-с, плохи дела…
— Свадьбу-то хоть переживет? — с беспокойством уточнила женщина.
— Должна, — процедил лекарь.
— Вы уж постарайтесь, господин Трисмегист, — умоляюще сложила руки на груди женщина. — Иначе господин Октавий с нас всех шкуры спустит!
— Сделаю все, что смогу, — кратко произнес лекарь и взяв из саквояжа огромный шприц, подошел ко мне.
Я вскочила и бросилась к своей похожей на гору кровати, по пути отбиваясь от пытающихся схватить меня за руки девушек. Позабыв про слабость, я забралась под кучу одеял и затаилась там, стараясь не дышать. Я отчего-то страшно не хотела, чтобы этот подозрительный докторишка делал мне уколы.
Вскоре я услышала торопливые шаги по приставленной к кровати лестнице, и вот уже мое укрытие потихоньку кто-то разоряет…
Когда мое лицо оказалось снаружи, я угрожающе посмотрела на доктора. Терпеть не могу уколы! С детства! Видимо по моему взгляду тот понял, что голыми руками меня не возьмешь, поэтому спокойно произнес:
— Держать!
Со всех сторон на меня навалилось несколько дюжих девиц, которые совсем недавно вели себя тише воды. Теперь же четверо из них держали все мои конечности, делая совершенно беспомощной. Но рот-то у меня оставался! И я орала!
Правда, длился мой крик недолго, потому укол господина Трисмегиста отправил меня снова в блаженные пуховые облачка забытья. Последнее, что я помнила, перед тем как провалиться в сон, был вопрос пожилой стервозной дамы:
— А ходить-то она сможет?
Уж не знаю, что ей ответил доктор, мне было все равно.
Открыв глаза, я поняла, что полог задернут основательно. Потому что вокруг стояла полутьма. Голова все еще болела, но уже не так сильно. Похоже, я выздоравливаю.
Я отодвинула полог и сообразила, что на этот раз в комнате меня оставили одну. Вздохнув с облегчением, я уселась на постели: без свидетелей мне было гораздо удобнее привести свои мысли, да и саму себя в порядок. Кроме того, необходимо было понять, где я нахожусь, что за странный дом или клиника?
Сбоку от высокой кровати находилось окно. Да не абы какое, а тоже высокое, резное, с атласными шторками, прихваченными золотыми витыми шнурами. Это точно не наш загородный дом: там я знала все спальни. Куда же меня привезли после вчерашнего падения? Похоже, Сморчков действительно сдал строптивую женушку в какую-то психбольницу для богатеньких. С него станется!
Мстительно вздохнув, я продолжила осматриваться. Да уж, над интерьером здесь надо бы поработать: все какое-то слишком резное, громоздкое, старинное… Должно быть, созерцание эрмитажного безвкусного интерьера забрало мои последние силы, потому что я, не отходя от кассы, то есть, не слезая с постели, снова провалилась в глубокий обморок.
Пришла в себя я на этот раз от резкой, пульсирующей боли в голове, в самой макушке. Несколько минут полежала с закрытыми глазами, боясь открыть их и ощутить еще более сильную боль. Но тут меня снова принялись трясти: