Между тем все удивлялись тому кажущемуся спокойствию, которое царило в замке, а дамы возмущались, видя, что Наполеон не проявляет желания познакомиться с ними поближе. Император между тем разрабатывал план атаки и вдруг, не боясь суровой зимы, отправился на другую сторону Вислы, где в маленьком городке Пултуске стояли, укрепившись, русские. Стычки продолжались здесь на протяжении нескольких дней без особых результатов. Зима сильно затрудняла военные действия; беспрерывные дожди так размыли дороги, что пушки вязли в грязи и немало солдат погибло в зажорах. Ничего подобного до сих пор не случалось, и тот, чей гений повелевал стихиями, был принужден отступить. Хотя неприятеля и оттеснили с большими для него потерями, все же он еще долго мог сопротивляться. Все боялись – и не без основания, – того, как примет Наполеон эту первую неудачу, и власти города с трепетом ожидали его в замке.
Но, к их величайшему удивлению, он был совершенно спокоен. «Ну, ваша грязь спасла русских, – сказал он, – надо ждать морозов».
Затем он заговорил об администрации края, настаивая на необходимости внести возможно больше порядка и предусмотрительности в систему доставки съестных припасов для армии и указывая места для продовольственных складов. При этом он входил в самые мелкие подробности и обнаружил необычайную ясность взгляда и великолепное знакомство как с краем, так и с людьми и условиями местной жизни.
На этот раз, в противоположность первому визиту, все, побывавшие в замке, вернулись в восторге от великого человека и его всеобъемлющего гения, одинаково умевшего и завоевывать государства, и управлять ими.
Мой свекор очень торопился сообщить нам, чем окончился этот прием, но только он начал рассказывать, как во дворе послышался страшный шум – это возвратился из короткого похода принц Мюрат со своим штабом. Все, к счастью, оказались целы и невредимы, хотя принц, по своему обыкновению, гарцевал под пулями русских аванпостов.
Спустя несколько дней последовало объявление, что состоится прием дам. Наконец-то мы увидим великого человека! Нужно было обдумать туалеты, чего, разумеется, требовало национальное самолюбие. Я была очень довольна своим костюмом. Моя беременность была еще мало заметна, и я вполне скрыла ее под платьем из черного бархата, вышитого a la Mathilde золотом и жемчугом. Открытый ворот a la Van Dyck, легкая наколка из локонов и все мои бриллианты чудесно дополняли этот благородный и строгий наряд, который, правду говоря, составлял резкий контраст с моим свежим и веселым лицом. Этот причудливый костюм не был тогда еще в моде, и я, кажется, одной из первых надела его, тем более что мои туалеты всегда носили скорее художественный, чем модный отпечаток.
Мы прибыли в замок к девяти часам вечера и должны были пройти через целую армию раззолоченных и блестящих мундиров, стоявших шпалерами, чтобы видеть всех приехавших дам.
Я следовала за своей свекровью, наблюдая, произвел ли эффект мой туалет на этих опытных и в то же время требовательных ценителей, и, признаюсь, пришла в восторг, когда услышала одобрительный шепот и фразу: «Ах, как это оригинально! Точно красивый портрет в старинной раме. Ничего подобного не увидишь даже в Париже!»
Нас ввели в великолепный зал с полотнами на исторические темы, перенесенными впоследствии в Москву по приказу императора Николая I. Зал был освещен a giomo[24]. Много дам уже присутствовали, а так как приглашения делались не по строгому выбору, то количество собравшихся оказалось значительно.
Мы ждали довольно долго, и, признаюсь, к нашему любопытству примешивался и некоторый страх. Вдруг тишину нарушило общее движение, двери с шумом распахнулись, и Талейран, выступив вперед, произнес громко и отчетливо то магическое слово, которое заставляло тогда трепетать весь мир: «Император!» И тотчас же показался Наполеон, остановившись на минуту, как бы давая возможность рассмотреть себя.
Существует столько портретов этого удивительного человека, столько раз писали его историю! Все легенды, повторяемые много раз потомками его стариков-солдат, долго еще будут слушать с захватывающим интересом, а последующие поколения будут его знать почти так же хорошо, как и мы, но трудно представить, какое сильное и глубокое впечатление производил он с первого же взгляда.
Мной овладело какое-то оцепенение, немое изумление, как от присутствия какого-то необыкновенного чуда. Мне казалось, что вокруг него сиял ореол. Недопустимо, думала я, когда несколько пришла в себя, чтобы такое полное могущества существо могло умереть, такой всеобъемлющий гений – исчезнуть без следа!.. И мысленно я даровала ему двойное бессмертие. Возможно – я ничуть не хочу защищаться, – что в том впечатлении, которое он произвел на меня, немалую роль сыграли моя молодость и живость воображения, но, как бы то ни было, я совершенно откровенно рассказываю то, что тогда испытала.