Мы были очень удивлены, когда узнали, что Наполеон вместо посольства предпочел остановиться в «Hotel d’Angleterre», где и пообедал. Возможно, этим он хотел обеспечить себе инкогнито.
Одетый в зеленую бархатную шубу с золотыми аксельбантами, в большой собольей шапке, он вышел из экипажа при въезде на Пражский мост и прошел все Краковское предместье в то время, когда жизнь там бьет ключом, сильно рискуя, таким образом, быть узнанным. И удивительно, его никто не узнал! Никто не мог себе представить, чтобы император очутился по эту сторону Вислы, в то время когда все считали его погибшим во льдах Двины.
Его сопровождали только Коленкур и – в качестве ординарца – полковник Вонсович, на мужество и преданность которого можно было положиться. Мамелюку Рустану было приказано не оставлять экипажа и явиться в отель только в сумерки, когда все будет готово к отъезду.
Садясь за обед, Наполеон послал за де Прадтом и велел ему привести с собой председателя Совета министров и двух министров, с которыми он желал беседовать.
Чтобы сохранить инкогнито, почтовые лошади были заказаны на имя Коленкура, и в 9 часов вечера они уехали из Варшавы.
Привожу здесь довольно любопытный, но малоизвестный рассказ. Проезжая мимо Ловича, Наполеону вздумалось свернуть с дороги и заехать к графине Валевской, которая, как я уже упоминала, жила уединенно в своем замке. Коленкур, которому император сообщил свое намерение, энергично восстал против этой причуды влюбленного, смело указав на неприличие подобного поступка и упирая главным образом на впечатление, которое произведет подобная ветреность на императрицу. Затем он прибавил, что никто и никогда не простит императору, покинувшему свою армию в минуту поражения, такого легкомысленного поведения.
Император несколько минут дулся, но, будучи слишком справедливым, чтобы сердиться на того, кто только что доказал ему еще раз свою преданность и благоразумие, выразил Коленкуру свою любовь и уважение, что делало честь им обоим. Полковник Вонсович, сидевший в этом же экипаже и бывшим свидетелем сценки, пересказывал мне ее потом с удовольствием.
От него мы узнали интересные подробности о прибытии императора в Дрезден. Саксонский король был единственным союзником, оставшимся верным, поэтому император хотел переговорить с ним о своих предполагаемых планах.
Прибыв к господину де Серра поздней ночью и не желая терять ни минуты, он приказал Вонсовичу отправиться во дворец и разбудить короля. Когда Вонсович явился во дворец с этим необычным поручением, стража и часовые спали, и он с большими затруднениями добрался до покоев короля, который, проснувшись, долго не мог поверить, что Наполеон, проезжая через его столицу, желает с ним увидеться. Поняв, в чем дело, король приказал себя одеть и отправился к министру в паланкине, так как королевские конюшни находились в предместье и экипажа пришлось бы ожидать слишком долго.
Утром распространился слух, что король куда-то исчез и неизвестно, что с ним случилось. Поднялся страшный переполох. Камергеры, пажи и скороходы разбежались по городу, разнося это странное известие, а когда все выяснилось, император уже ехал по дороге в Париж.
Вскоре после проезда Наполеона через Варшаву стали постепенно возвращаться те из наших солдат, которые были в силах вынести дорогу, причем одни из них были одеты в лохмотья, совсем не защищавшие от холода, а другие, более везучие, в женские шубы[45]. Прибыл также в открытых санях граф Артур Потоцкий, адъютант князя Понятовского, заболевший нервной лихорадкой.
Одним из последних прибыл князь Понятовский. Он ехал долго и с большим трудом, так как, сходя с лошади, вывихнул ногу и вынужден был совершить весь путь, лежа в карете и испытывая при малейшем движении невыносимые страдания.
Как только я узнала о прибытии князя, я бросилась к нему выразить ему свою преданность. Его осунувшееся от страданий лицо выражало скорее муки душевные, чем физические. Он горько сожалел о гибели на его глазах прекрасной армии и оплакивал героическую смерть многих храбрецов, принесенных в жертву необъяснимой неосторожности великого человека, которому он, несмотря ни на что, все же оставался верен.
Я заметила, что он не терял надежды, и это тем более меня удивило, что он принадлежал к меньшинству, которое, пожертвовав всем, в то же время не закрывало глаза на возможный исход борьбы. Он заявил, что его пребывание в Варшаве будет непродолжительно и, как только ему удастся собрать разрозненные остатки польской армии, он снова займется организацией войск.
45
«Одетые самым ужасным образом в священнические и церковные ризы, с нахлобученными на голову дамскими бархатными шляпами, несчастные солдаты своими маскарадными костюмами служили ярким доказательством того, что слава великого завоевателя погибла». (Из воспоминаний графини Шуазёль-Гуфье об императоре Александре I и Наполеоне I.) –