Королева поставила слишком высокую ставку и проиграла игру».
– Вероятно, эта история случилась очень давно! – заметил король.
– Разумеется, – возразил Маро, – потому что любовь продолжалась семь лет!
Король от души расхохотался.
– Клеман! – сказал он. – Ты положительно день ото дня становишься хуже, или ты хочешь доказать, что злые языки не напрасно обвиняют тебя в еретических мыслях!
– Я не думаю, – возразила Маргарита, – чтобы такой поэт, как Клеман Маро, мог сомневаться в существовании продолжительной привязанности.
– Но подумай, Маргарита, можно ли хранить верность целых семь лет, в пору полного расцвета сил и желаний и вдобавок при сознании, что когда кончится срок испытания, то жизненные силы будут на убыли! Нет, это даже не по-рыцарски, а просто глупо! Как вы думаете, почтенный Ласкарис что сказали бы о такой любви в Греции или Риме?
– То же, что и ты сказал, король! – ответил седовласый старик, который, спасаясь от наступающих турок, в числе других своих соотечественников ввел основательное изучение классицизма в западную Европу и по приезде во Францию сблизился с Бюде; последний даже брал у него уроки. Король относился с большим уважением к греческому мудрецу, но стал особенно ухаживать за ним после смерти своего любимца, знаменитого Леонардо да Винчи, который несколько лет тому назад внезапно заболел в Амбуазе, недалеко от Блуа, и скончался на руках короля.
Франциск заговорил с Ласкарисом, которого часто видел с Бюде, и невольно вспомнил о последнем.
– Как здоровье Бюде? – спросил король, обращаясь к адмиралу. – Надеюсь, ты посоветовал ему остаться в замке Шатобриан до полного выздоровления его ноги.
– Нет, я ничего не говорил ему, – ответил Бонниве.
– Ты всегда был и будешь самым легкомысленным человеком в свете!
– Но его, вероятно, удержит любознательный и редкий ум графини. Насколько я мог заметить, он совершенно очарован ею.
– Разве она действительно так умна?
– Она разговаривала с ним о самых мудрых вещах и засыпала его вопросами, так что я вполне понимаю, почему струсил простоватый бретонский граф.
– Любопытно будет взглянуть на нее. Завтра или послезавтра, если выберется время, мы отправимся туда… Но вот и герцогиня Ангулемская!
Король, сестра его, а за ними и все остальное общество поднялись со своих мест и поклонились герцогине, которая приближалась к ним в сопровождении нескольких пажей.
Король сделал несколько шагов навстречу своей матери и обнял ее. Коннетабль с ужасом заметил, что герцогиня, бросая на него молниеносные взгляды, рассказывала что-то своему сыну. Он ясно видел, что для него наступила решительная минута, которой он так опасался.
Коннетабль не ошибся. Король, вернувшись на свое место, тотчас же обратился к нему с вопросом:
– Я желал бы знать, господин коннетабль, какого вы мнения о семилетней верности.
Коннетабль не отличался быстротой соображения и потому не мог дать ответа, не обдумав его.
– Я нахожусь в том же положении, что и тот отшельник, – заметил король, – и за семь лет свожу счеты с моими вассалами, чтобы убедиться, которые из них остались верны мне.
– Кузен король, – ответил медленно, но четко Бурбон, – мне кажется, что при хороших отношениях, где с обеих сторон соблюдается справедливость, можно остаться верным не только семь, но и семьдесят лет, а там, где слабейший не уверен и в семи часах и где все зависит от расположения духа сильнейшего, там даже нельзя поднимать вопрос о верности.
– Браво, кузен! – сказала Маргарита. – Вы как здравомыслящий воин прямее смотрите на этот вопрос, чем наши трубадуры. Прошу всех вас сесть опять по своим местам. Господин Клеман Маро только и дожидается этого, чтобы начать свой рассказ.
– Да, Клеман, ты расскажешь нам какую-нибудь из своих непотребных историй, – сказал, улыбаясь, король. – Только избавь нас от всяких предисловий и отступлений. Все твои истории безнравственны; постарайся, по крайней мере, рассмешить нас.
«В гасконском графстве Але, – начал Маро серьезным тоном, – некто по имени Борне женился на одной скромной женщине и очень дорожил ее честью и добрым именем, как это вообще свойственно мужьям. Но он сам хотел при этом пользоваться удовольствиями на стороне. «На то я мужчина, – говорил он, – мне это вполне прилично!» Между прочим он стал ухаживать за горничной своей жены; но та была порядочная девушка, а он не годился в герои. У него, например, была дурная привычка рассказывать все, что с ним случилось, своему соседу, портному. Такая откровенность никогда не приносит пользы, а к тому же его друг портной был моложе его и вынудил у него обещание уступить ему красивую девушку, когда он вполне насытится ее ласками. «Я с удовольствием сделаю это!» – сказал Борне, и они пожали друг другу руки в знак согласия. Но у горничной было другое на уме: она пошла к своей хозяйке и рассказала, как мучит ее хозяин дома своим непозволительным ухаживанием. Госпожа Борне была очень огорчена этим и захотела проучить своего мужа. Она сказала горничной: «Ты честная девушка и я избавлю тебя от его преследований, но если ты сразу оттолкнешь его, то из этого ничего не выйдет. Ты должна сделать вид, как будто день ото дня становишься к нему благосклоннее, и, наконец, позволь ему прийти ночью в твою комнату. Только скажи мне в точности, какой день ты назначишь, а когда он явится к тебе, то попроси его не говорить с тобой ни одного слова, потому что я могу услышать ваш разговор». Горничная так и сделала. Борне и его друг портной были в восторге и решили заранее отпраздновать свою победу. Пока они пировали, госпожа Борне отпустила горничную к ее родным, а сама расположилась в ее комнате и стала ждать своего легкомысленного мужа. Он пришел в назначенный час, все время молчал и ушел от нее в полночь, вполне довольный. Он знал, что его приятель портной ждет его с нетерпением, и потому поторопился впустить его в комнату горничной. Госпожа Борне была уверена, что ее муж вернулся назад и поэтому не сопротивлялась, когда при прощанье он снял с ее пальца обручальное кольцо, которым очень дорожат жены в Гаскони, так как с ним связан весьма важный предрассудок. Она подумала: ну завтра я уличу злодея благодаря этому кольцу!