— Если я не ошибаюсь, господин рыцарь, мы увидели вас у ворот нашего дома в обществе Гергарда Дени, когда вы только что въехали в славный город Гент? — спросил он.
— Совершенно верно, — ответил Уолтер.
— Я так и подумал, а посему позаботился о вашем размещении.
— Я поручил это дело Роберту.
— Роберт устал, его мучат голод и жажда, у него не будет времени подыскать жилье, достойное вас. Я послал его поужинать вместе со слугами наших гостей, а на себя взял заботу проводить вас в приготовленную комнату и оказать подобающие почести.
— Но еще один гость в такое время, когда у вас и без меня собралось столь большое общество, непременно причинит вам значительные неудобства, а помимо этого, создаст сильно преувеличенное представление о важности вновь приехавшей особы.
— Пусть вас не волнуют эти неудобства… Комната, где вы расположитесь, принадлежит моему сыну Филиппу: ему всего десять лет от роду, и он не слишком огорчится, если ее займете вы. Она соединена с моей комнатой коридором, а сие означает, что вы сможете приходить ко мне, а я к вам, и никто об этом не узнает; кроме того, из нее на улицу есть отдельный выход, так что вы сможете принимать у себя кого пожелаете. Что касается важности вашей особы…
— Прекрасно! — воскликнул Уолтер, согласившись с той быстротой, с какой он обычно принимал решения. — Я с удовольствием принимаю гостеприимство, которое вы мне предлагаете, и надеюсь когда-нибудь отблагодарить вас за него в Лондоне.
— Полноте! — с недоверчивым видом ответил Артевелде. — Я не думаю, что мои дела когда-нибудь позволят мне переплыть пролив.
— Даже если вам придется отправиться в Англию за крупной партией шерсти?
— Вы прекрасно знаете, мессир, что вывоз этого товара запрещён.
— Знаю, — подтвердил Уолтер. — Но тот, кто отдал приказ, может его и отменить.
— Это все дела чрезвычайной важности, — сказал Артевелде, приложив палец к губам, — чтобы говорить о них, стоя у двери, да еще когда она распахнута. Серьезно обсуждать подобные дела можно лишь запершись и сидя друг против друга за столом, где для поддержания разговора стоит добрая бутыль пряного вина, и все это, мессир Уолтер, мы найдем в вашей комнате, если вы соизволите туда подняться.
И он подал знак слуге; тот, взяв в углу столовой факел с горящим воском, чтобы осветить дорогу. Подойдя к комнате, он открыл дверь и удалился. Уолтер и Артевелде вошли, и последний тщательно закрыл за собой дверь.
VI
Уолтер, действительно, увидел, что все считавшееся Жакмаром необходимыми условиями для дипломатической беседы было заранее приготовлено: посередине комнаты стоял стол, по обе его стороны ждали собеседников два больших кресла, а на столе огромный серебряный кувшин даже при первом взгляде на него обещал обильно оросить любой спор, сколь бы долгим, важным и бурным тот ни оказался.
— Мессир Уолтер, нет ли у вас привычки откладывать на завтра те серьезные дела, что можно обсудить немедля? — спросил Артевелде, продолжая стоять у двери.
— Метр Жакмар, делами вы занимаетесь до или после ужина, ночью или днем? — осведомился молодой человек, откинувшись на спинку кресла и положив ногу на ногу.
— В любое время, когда дела не терпят отлагательства, — ответил Артевелде, подойдя к столу.
— Я тоже, — сказал Уолтер. — Поэтому присаживайтесь и давайте поговорим.
Артевелде занял свободное кресло с живостью, свидетельствовавшей об удовольствии, с каким он принял приглашение.
— Метр Жакмар, за ужином вы сказали о том, как трудно начать войну между Фландрией и Францией, — заметил Уолтер.
— А вы, мессир Уолтер, после ужина обронили несколько слов о том, как легко заключить договор о торговле между Фландрией и Англией.
— Заключить договор очень нелегко, но возможно.
— Война имеет свои опасные стороны, однако, действуя благоразумно, мы можем пойти на все.
— Хорошо, я вижу, мы поймем друг друга. Теперь приступим к делу и не будем терять времени.
— Но прежде чем я дам ответ хотя бы на один ваш вопрос, мне важно знать, кто их задает.
— Посланник короля Англии; вот грамота о моих полномочиях, — сказал Уолтер, доставая из-за пазухи пергамент.
— И с кем же уполномочен он вести дела?
— С тем, в чьих руках все дела Фландрии.
— Значит, сия верительная грамота дана самим…
— … королем Эдуардом, о чем свидетельствует его личная печать и что подтверждает его подпись.
— Неужели его величество король Англии не счел для себя зазорным написать бедному пивовару Жакмару! — воскликнул Артевелде с чувством тщеславия, плохо скрываемым под напускным недоверием. — Я сгораю от любопытства узнать, как король к нему обратился: братом можно называть только короля, кузеном — пэра, мессиром — рыцаря, а я не король, не пэр и не рыцарь.
— Поэтому он и выбрал обращение, наименее напыщенное, но столь же дружеское, как и те, что вы перечислили. Судите сами…
Артевелде взял из рук Уолтера грамоту и, хотя испытывал в душе сильное желание узнать, в каких выражениях написал к нему столь могущественный король, как Эдуард, казалось, проявил мало интереса к формуле обращения, прежде всего уделяя внимание другому.
— Да, да, — сказал он, поигрывая королевской печатью, — вот три леопарда Англии, по одному на каждое королевство, и этого достаточно, чтобы его защитить или проглотить, — прибавил он с улыбкой. — Его величество Эдуард — славный и великий король, в своем королевстве он строгий поборник справедливости. Посмотрим же, что он, оказывая нам честь, изволит писать.
«Эдуард III, король Англии, герцог Гиенский,
пэр Франции, своему приятелю Якобу ван Артевелде,
выборному главе города Тента и представителю герцога
Фландрского.
Сим да будет Вам известно, что мы отправляем к Вам послом рыцаря Уолтера, обязуясь признать полезным и действительным любой договор о войне, союзе или торговле, который он подпишет с Вами.
Эдуард».
— Хорошо, все именно так, как вы сказали, это печать и подпись короля.
— Теперь вы признаете меня его представителем?
— Целиком и полностью, это неоспоримо.
— Прекрасно! Давайте говорить откровенно. Вы хотите свободной торговли с Англией?
— А в ваши планы входит начать войну с Францией?
— Вы понимаете, что мы нужны друг другу, что интересы Эдуарда и Якоба ван Артевелде, на первый взгляд очень различные, в действительности совпадают. Пустите наших солдат в ваши порты, и мы откроем наши для ваших купцов.
— Вы слишком споро решаете дела, мой юный друг, — улыбнулся Жакмар. — Когда мы задумываем войну или сделку, мы ведь преследуем цель добиться успеха, не правда ли? Так вот, верный способ преуспеть в любом деле — обстоятельно его обдумать и потом приступать к его выполнению, имея хотя бы три шанса на успех.
— У нас будет тысяча таких шансов.
— Это не ответ. Не дайте ввести себя в заблуждение насчет герба Франции: вы принимаете их за лилии, а это — наконечники копий. Поверьте мне, если ваши леопарды одни предпримут эту затею, они, не добившись ничего стоящего, обломают себе когти и зубы.
— Поэтому Эдуард начнет войну лишь тогда, когда будет уверен в поддержке герцога Брабантского, князей Империи и славных городов Фландрии.
— Именно здесь вся загвоздка. Герцог Брабантский слишком нерешителен по характеру, чтобы без веских причин сделать выбор между Эдуардом Третьим и Филиппом Шестым.
— Вы, наверное, не знаете, что герцог Брабантский — двоюродный брат короля Англии.
— Знаю, знаю, мне это известно столь же хорошо, как и любому светскому человеку, но мне также известно, что вопрос здесь главным образом сводится к браку сына герцога Брабантского с дочерью короля Франции. И доказательство сему в том, что молодой государь уже пообещал отдать свою дочь графу Геннегаускому, чью дочь Изабеллу он должен взять в жены.
— Черт возьми! — воскликнул Уолтер. — Мне, по крайней мере, кажется, что эта нерешительность, о коей вы говорите, не затронула других князей Империи, а граф Юлих, епископ Кёльнский, сир де Фокемон и Куртреец только и ждут, чтобы выступить в поход.