Серёжа положил ладонь на грудь девочки. Она повернулась в нему лицом. Что-то не так?
— Что? — тихо спросил Серёжа. — Ничто, — тихо, но многозначительно, ответила Женя.
Сережа посмотрел в зал. Что-то было непривычным.
Но что?
И он понял — что.
В зале стояла гробовая тишина. Ветераны жадно смотрели эротику.
Серёжа вспомнил, в каких условиях он смотрел этот фильм прежде. Тогда в зале хихикали и улюлюкали, то и дело слышались советы в адрес главных героев. Особенно много полезного было сказано зрителями мужчинами для мужчин — героев фильма. Можно было подумать, что в зале собрались все наследники Казановы и Дон-Жуана по мужской линии.
Сегодня всё было иначе.
Зритель был серьёзный и внимательный.
Воспитанные на "Чапаеве" и "Кубанских казаках", эти убелённые сединами люди неожиданно для себя попали в другой мир. Очевидно, что все они знали, на какой именно фильм их пригласили. Не было ни возмущенных возгласов, ни ругательств в адрес мирового капитала.
Не было ничего.
Было только одно.
Гробовая, невообразимая, а потому немного жутковатая тишина. То есть, слышен был только звук самого фильма. Гнусавый голос за кадром что-то гундосил по-русски, но зрители, пожалуй, его и не слышали вовсе. Здесь главным было не слово, здесь главным было действие и красивые картинки "об этом".
Никто не кашлял. Не скрипели кресла.
"Дорвались старушки до секса", — улыбнулся про себя Серёжа.
Он слегка сжал пальцы на груди девушки. Уткнулся носом в её ухо. От Жениных волос пахло какими-то волшебными, неземными цветами.
Серёжа искоса взглянул на экран. Сильвия Кристель сидела в плетёном кресле. Грудь её было обнажена. И не только грудь.
"Хорошо в Бангкоке, можно сидеть с голыми сиськами и не замерзнешь".
Серёжа улыбнулся, подумав, что основы русской стыдливости, наверняка, заложены в климатических особенностях страны.
Каждодневное желание согреться привело к тому, что раздетым человек бывает крайне редко. В итоге обнаженное тело стало запретным и, как следствие, выкристаллизовалась стыдливость целой нации.
Однако философские мысли лишь на миг отвлекли юношу от дел праведных. Он обнимал девушку.
Серёжа ухватил губами мочку девичьего уха, Женя вздрогнула, а он, осмелев, скользнул рукой вниз по её упругому животу.
Сквозь тонкую ткань юбки он ощутил тот чудесный холмик, который ему посчастливилось ласкать во время их прошлого похода в кино. Но тогда они сидели на креслах, и всё было совсем иначе. Серёже показалось, что сегодня получается даже лучше, чем тогда. Потому что вся его ладонь лежала там, на девичьей тайне.
Женя схватила рукой его руку и, казалось, хотела оттолкнуть, но Серёжа понял, что отступать не нужно, наоборот, надо ещё сильнее, ещё нежнее, ещё настойчивее ласкать девичье тело.
"Она этого тоже хочет. Она хочет." — убеждённо подумал он.
И скользнул ладонью чуть ниже, прихватил пальцами край юбки и снова перевёл руку назад, к тому самому, заветному местечку. При этом он едва не охнул от восторга. Потому что теперь его пальцы лежали непосредственно на тонких трусиках девочки.
Он продолжал целовать её в ухо, в шею, в щеку, левой рукой слегка сжимал упругую, девичью грудь, но защищенная жесткой чашечкой лифчика, она не давала и доли тех удивительных ощущений, которые рождались там, внизу, между горячими бедрами Жени.
Серёжа снова скосил глаза на экран и увидел, что начинается тот фрагмент кинофильма, где лиловый негр ласкает Эммануэль.
— Посмотри, — едва слышно прошептал Серёжа.
Он сказал так потому, что увидел, что Женя стоит, прикрыв глаза.
Ресницы девочки вздрогнули, она открыла глаза и посмотрела на экран.
На экране негр пристроился к Эммануэль сзади и медленно и осторожно поднимал кверху её платье.
А она смотрела в объектив аппарата и, казалось, не чувствовала сильных и нежных мужских рук.
Негр был ласков и настойчив. Он определенно знал, чего хочет.
Неожиданно Серёжа ощутил, что всё тело Жени мелко вздрагивает.
А ещё он понял, что девочка совсем не удерживает его дерзкую ладонь.
И тогда, шалея от собственной смелости, Серёжа передвинул ладонь вверх и скользнул пальцами под резинку её трусиков. Женя дёрнулась, но он держал её крепко, его разгорячённый от невыносимого желания дружок упирался в упругую девичью попку, Серёжа начал делать тихие, осторожные движения бедрами, движения совершенно недвусмысленные, ему было несколько неловко оттого, что девушка, должно быть, понимала, что это такое он выделывает, но сопротивляться самому себе, своему грешному порыву, не было никаких сил. Он подвинул ладонь ещё ниже и кончиками пальцев ощутил мелкие курчавые волосики девичьего лона.