Люба и остальные знали, что сначала их будут просить освободить проход, что делано вежливый тон скоро сменится визгливыми оскорблениями, на которые никто не станет реагировать, а потом уполномоченный по квартире позвонит в ближайшее отделение милиции и приедет наряд … Тут возможны два сценария: их могут сразу забрать, но это вряд ли. Дежурный наряд приедет на машине, а чтобы забрать всю их толпу нужен будет автобус и много сотрудников. Пока то да се … Скорее всего, разобравшись в ситуации, милиционеры позвонят в районную контору ГБ, приедут вежливые сотрудники из 5-го управления, которые станут их сначала увещевать, а потом угрожать сроками. Тут как раз все и дело было во времени, то-есть насколько долго ситуация будет развиваться. Иностранные корреспонденты предупреждены. Надо, чтобы они пришли раньше милиции, успели все сфотографировать — советские отказницы проводят сидячую забастовку и требуют от властей немедленно выпустить их в Израиль … Они передадут журналистам официальную петицию, копию петиции следует передать в КГБ. Вот и весь сценарий. Иногда, чтобы сценарий начал развиваться, приходилось сидеть часами, в другие разы все развивалось очень быстро. Две-три тетки забирали в контору, они, известные диссидентки, считали свои приводы и аресты, остальных отпустят под подписку о невыезде. Люба знала, что она будет среди тех, кого заберут. Она сделает все, чтобы так и случилось.
Пока они продолжали сидеть на полу, соседи попрятались по своим углам, иногда Люба слышала, как двери комнат хлопали. Люди заходили друг к другу обсудить дикую ситуацию. Вот бабка Матрена вышла в коридор и громко ворча «… расселись тут … ироды … Симка, прогони девок своих … ишь ты …», прошла в уборную. Скоро начнется … Люба смотрела на соседок. Вот напротив сама Сима, странная одинокая женщина, бедная билетерша из театра Станиславского. У нее в Израиле брат, но по каким-то причинам ей в выезде отказали. Никто не понимает почему. «А потому что ее брат не просто обычный израильский гражданин, он … сотрудник израильской спецслужбы, но Сима об этом и не подозревает» — лениво думает Люба.
Рядом с ней две тетки, активные члены движения, обе ходят на подпольные курсы иврита, а сами даже и не еврейки, врут, что еврейки, просто хотят уехать по подложному вызову. Ни в какой Израиль они бы не поехали, поехали бы в Америку. Хрен их пустят … больно хитрые. Вон сидит Дора, ее муж Изя связан со специальным отделом израильской спецслужбы, через которую и идут письма-вызовы. Их не выпустят, об этом отделе Конторе надо узнать как можно больше. Дора с Изей знают, что их не выпустят, но хотят в движении засветиться, чтобы в дальнейшем изобразить из себя героев, борцов с режимом.
В дальше сидит наивная Наташка, растрепанная, готовая из кожи вон вылезти ради «дела». В таких ума не особенно много, но они ощущают себя Че Геварой. Просто жить им неинтересно, для таких жизнь — это борьба с режимом, неважно с каким. «Вот, дура … — думает Люба, ни семьи, ни детей, ни даже просто мужика … до старости будет бороться с ветряными мельницами». Галя Мильштейн громко разговаривает, не замечая, что ей никто не отвечает. «Совсем глупая баба. У нее же ребенок и мужа нет. Орет громче всех. И так денег у нее нет. Милостями Сохнута кормится. А туда же …» — Люба органически не могла понять чужую идейность. Верят в светлое еврейское будущее? Это прямо «пролетарии всех стран, соединяйтесь!» …еврейские пролетарии … смешно.
В этой сплоченной солидарной толпе евреек, полной энтузиазма и решимости, есть внедренные агентки, как и она сама. Некоторых Люба подозревает, почти уверена, что они постукивают, но обсуждать других агентов с Андреем Ивановичем она не будет. Это лишнее. Тетки сидят как попало, большинство в брюках, но не все. Из-под задравшихся юбок видны штаны. Сидят уже больше часу, начинают ерзать, часто менять позу, тело у всех устало. Симкины соседи изредка проходят мимо на кухню, возвращаются с чайником или сковородкой. Кое-кто старается проскользнуть мимо евреек, стараясь их не замечать, другие, в основном старухи, наоборот, ворчат или громко возмущаются. В милицию пока никто не звонил. Странно.