- Ну, не знаю, я бы поспорила, - изрекла Лера, оглядывая комнату, в которую ее привела Прима Абдулаевна.
- А ты не спорь. Было бы это не так, ты бы сюда не приехала, - сказала умная женщина и посмотрела Лере даже не в лоб, а глубже, куда-то в затылочные доли.
Глава 42
Глава 42
Где-то в Челябинской области, говорят, есть Париж. Теперь Новодворская может всем говорить, что побывала в сибирской Санта-Барбаре. Когда строился этот дом, по всем ящикам показывали одноимённый сериал про богатых, вечно несчастных американцев, которые от скуки между кознями друг с другом спят. Растянутый до того, что, кажется, один из актеров успел умереть от старости, снимаясь в нем. Так вот, хозяевам захотелось воссоздать в архитектуре своего дома кусочек калифорнийского гламура. По тем временам, в условиях тотального дефицита всего - от туалетной бумаги до здравого смысла, это было очень дерзко, смело, вызывало много вопросов. Но необычное название усадьбы Уточкина прочно засело в коллективном бессознательном односельчан и выросло в официальное название улицы села Предгорное. Очень символично. Санта-Барбарой теперь обозначают полную неразбериху в личной жизни и Новодворская, наконец, поняла почему. События последних двух месяцев по накалу страстей и драматизму не уступали мыльной опере. Это точно.
Утром Прима накормила Леру завтраком, дала с собой термос с чаем и пару бутербродов. Вышла провожать.
Во дворе, в пелене голубого тумана пыхтел выхлопными газами Ниссан на гусеничных треугольниках вместо колёс. Из облака, подсвеченного фарами выплыл Аполлонович, придирчиво взвесил Леру взглядом, словно она багаж, крякнул.
- Худая, хоть в зубах ковыряйся, - левый глаз его прищурился, правый молодецки горел.
- Николай Аполлонович, вы просто сокровище для женщин с комплексами по поводу веса, - сказала Лера.
Но он ничего не ответил. Не спеша, скупыми, сосредоточенными движениями забрался на водительское сидение и кивнул через лобовое стекло на место рядом.
Лера попрощалась с Примой Абдулаевной, поблагодарила за теплый приём и приют, пошла к пассажирской двери, спиной ощущая взгляд, которым бабушка благословляла внучку на экзамены. Хотела повернуться, помахать ей по привычке, но вовремя одернула себя. Как-то неудобно, что ли…
Лере не хватило общения с этой дамой. Она стала первым после Веры Фёдоровны человеком, которому захотелось открыть свою душевную рану, показать ее рваные края и спросить, чем можно облегчить страдания. Но Новодворская не смогла. Не хватило смелости. Гордость не позволила. Тем более, что Прима и так очень много сделала - пошла на крайние меры, наступила Аполлонычу на больную мозоль, напомнила ему кое о чем. Десять лет назад Николай Уточкин был в горах и его нечаянно накрыло лавинной. Восемнадцать часов неизвестности. Сутки безуспешного поиска. Приме сразу сказали: «Не надейся. Даже если найдём - он не жилец». На что она сказала, что пока собственными глазами не увидит труп - не поверит. Подняла область на уши. Дозвонилась лично до Глеба Гордеевича. Только он и помог. За пару часов организовал бригаду, дал наземную спецтехнику, вертолёты. Нашли Аполлоновича еле тёпленького со сломанными ногами. Но живого! Так что, Прима Абдулаевна прекрасно понимает Леру.
Ехали молча. Уточкин вопросов не задавал, жизни не учил, Москву с геями не хаял. А вскоре любые слова стали непроизносимыми. За селом асфальт быстро иссяк. Приличные дома деградировали, выродились в заброшенные избы с привидениями. Потом и никакой дороги не стало. Машину несло по застывшему извилистому месиву из грязи и камней, мимо оврагов, затопленных туманом, сквозь ощетинившийся голыми стволами и ветками лес. Транспорт подбрасывало и кренило иной раз так, что можно было запросто лишиться языка, если не придерживать его за плотно сжатыми зубами.
Куда ее потащило? Зачем? Господи…
Почти полтора часа машину швыряло по девятому валу тайги. Лера крутила по сторонам головой и высматривала в сменяющихся за окном кадрах знакомые очертания. Ни одной конкретной детали в ландшафте не совпало с теми образами, которые приходили во сне всю последнюю неделю. Она бы никогда даже приблизительно не вспомнила сколько раз они развернулись на сто восемьдесят, сколько раз пробирались по дну русла рек и бороздили гусеницами настил из поваленных оползнями деревьев. Ни одной человеческой тропинки. Граф надежно спрятал свою обитель от людей. Сюда даже Бог дорогу не знает.