Назавтра Витька решил не высовываться, а потому пошёл отвечать последним. Как Халява и говорила, всё прошло отлично. Сначала она помогла решить задачу, а затем подсказывала ему ответы на все вопросы Бориса Петровича, при этом не забывая делать положенное количество ошибок. То есть Витькин ответ полностью подпадал под критерий «знает на хорошо».
Генка, ждавший друга в коридоре, с пессимизмом в голосе спросил Витьку, когда тот показался из-за двери:
– Ну что, пересдача?
– Четыре балла, – гордо ответил Витька.
– Ну, ты, блин, даёшь… – только и смог произнести Генка, с восхищением глядя на неожиданно поумневшего друга.
Забежав в туалет и проверив, что там никого нет, Витька перевёл дыхание и произнёс: – Ну, Халява, спасибо. Век не забуду.
Розовое облачко с ручками и ножками сидело на подоконнике и беспечно болтало ногами.
– Да ладно, чего уж там. Такова наша работа – учиться помогать, – произнесла ещё более зардевшаяся от удовольствия Халява. – Только помни одно: пользоваться услугами Халявы можно только три раза. Больше трёх – нельзя.
– Ясно, – ответил слегка огорчённый Витька, который уже строил планы на годы вперёд. – Ну да ладно, – махнул он рукой.
– Ну, тады я пошла. У меня дел ещё хватает. Пакедова.
А в это время в аудитории собирал вещи после экзамена молодой преподаватель Борис Петрович.
– Ну, Халява, спасибо, – сказал он, глядя на сидящую перед ним Халяву. В отличие от Витькиной, эта имела сероватую окраску.
– Да ладно, Боря. Что мне, впервой? Помогать принимать экзамены – наша святая обязанность.
– Прямо и не знаю, как бы я без тебя…
– Ничего-ничего, скоро узнаешь, – весело ответила спасительница, – ведь отпущенные тебе десять преподавательских вызовов Халявы уже подходят к концу. Сегодня – девятый.
– Нда… – многозначительно ответил Борис Петрович. – Быстро, однако.
– А ты думал! – Припомнив былое, Халява мечтательно произнесла: – Вот посмотреть бы на тебя, когда б ты сам кандидатскую писал, – и хитро подмигнула.
Борис Петрович пропустил эти слова мимо ушей:
– Ну что, пошли. – Он поднялся. – До скорого свидания, Халява. Свидимся как-нибудь.
– Свидимся-свидимся. Я в этом не сомневаюсь. Ну всё, пока.
В коридоре Борис Петрович столкнулся нос к носу с Витькой.
– Вы, Добрушев, порадовали меня сегодня, порадовали. За ум взялись, я погляжу. Молодец, учитесь так и дальше.
– Уж постараюсь, Борис Петрович, – ответил Витька, повернулся и побежал догонять Ленку из второй группы.
А в коридор, невидимые никому, одна за одной выходили Халявы различных окрасок и вместе двигались дальше – сессия только началась.
28.11.1998
Жертвы греха
Мне часто снится один и тот же сон. Сон, который заставляет меня вскакивать в холодном поту…
Весь в грязи, пропахший потом и гарью, я врываюсь в небольшой домик. Обычный, ничем не примечательный домик. Да кроме двери я ничего и не вижу, я только знаю: там – Враг. Там тот, из-за кого мы живём в Аду вечной войны. И поэтому я врываюсь в этот дом. Порезы на руках кровоточат, форма ошмётками висит на теле, а в руках у меня нож, огромный армейский нож.
Я влетаю в комнату и на миг застываю. Дубовый стол, за которым могли бы поместиться человек двадцать, в центре тускло светит керосиновая лампа. Она могла бы давать и больше света, но то ли из экономии, то ли по другой причине пламя уменьшено до маленького язычка, который борется за право существовать каждую секунду. А за столом, спиной ко мне, сидит человек. Похоже, что взгляд его ловит каждое движение огонька, а разум… разум витает где-то далеко-далеко… Он не слышит грохота, с которым я появился у него за спиной. Не слышит или не желает слышать?
И тут я вновь ощущаю: это – твой Враг. Враг, которого ты обязан уничтожить. И с криком ярости, с пеной берсерка на губах я ударяю ножом ему в спину. Но ярость не лучший помощник – лезвие, скользнув по лопатке, находит щель возле ключицы, пронзает слабую плоть и уходит по самую рукоятку.
Уже понимая, что рана не смертельна, я резко выдергиваю нож. Он, Враг, медленно, как в вязком тумане, начинает поворачиваться ко мне. Ага, я достал тебя! Теперь ты понял, что я уже здесь!
Я дёргаю его за раненое плечо, быстрее разворачивая к себе, и вновь втыкаю нож. Я должен попасть ему в сердце, должен! Но, видимо, весь мир против меня… Лезвие вновь съезжает по рёбрам и уходит ниже, протыкая лёгкое.