И кто меня просил вызываться помощником? Ну, нравится тебе девушка, так дари ей конфеты, води на голопроектные постановки, свой контакт тайком в ее домашнюю систему внеси, на худой-то конец. Нет, мне понадобилось еще и рыцарем в ее глазах выглядеть. Придурок. Дон Кихот хренов.
На входе нас встретила управляющая домом и, одаривая благодарными взглядами, показала дорогу на нужный этаж, сопроводив путь подробной инструкцией, что кому можно, а чего – нельзя. Судя по всему, мне предстояло общаться со старой девой ста пятидесяти трех лет, странноватой даже для своего преклонного возраста. Поговаривают, она экстрасенсом когда-то была, да и теперь какие-то заговоры бормочет. Я едва сдержал скептическое фырканье, очень уж в этом помог предостерегающий взгляд Ксаны. Чудесная тактичная девушка, она на меня как львиная доза успокоительного действует. Может, я наконец-то нашел, что искал?
Управляющая, закончив с указаниями, откланялась:
– Ну что, вам, молодой человек, сорок пятый блок. Девушке – тридцать второй. Если что – вызовите меня по системе. Удачи, и спасибо вам еще раз!
Попрощавшись с женщиной, я кивнул Ксане.
– Ну что, по своим? Через два часа встречаемся у кара.
– Ок, только смотри там, без глупостей!
– Ну, ты же меня знаешь, Ксан…
– Вот именно, – задорно рассмеялась девушка. – Знаю я тебя!
Система пятого блока на четвертом этаже потребовала только личной карты. Судя по всему, предусмотрительная управляющая уже успела внести мои данные в базу.
Для приличия стукнув в дверь, я вошел в гулкое помещение, освещаемое лишь скудными лучами солнца. Спертый, душный воздух сдавил легкие, тяжелым ароматом каких-то эфирных масел моментально пропиталась одежда. Что ж, я знал, на что шел.
– Эй! Есть здесь кто?
– Сюда, молодой человек, – отозвались из самого темного угла. Присмотревшись, я понял, что стоит там деревянное, доисторическое кресло-качалка, издававшее периодический пронзительный скрип. Впрочем, как только хозяйка блока подала голос, шум прекратился. – С чем пожаловали?
– Э-э… – я замялся, не зная, как тактично намекнуть на свое участие в благотворительности. Либо себя дураком выставить, либо женщину – немощной развалиной. Что бы выбрать? – Я, э-э… я с подругой пришел, помогать.
– Вот как. Что ж, приятно, что хоть кто-то ко мне заглянул. А то неделями живого человека не вижу. Сама уже сомневаюсь, что жива. Проходи, юноша. Не стесняйся. Здесь много места.
Женщина говорила размеренно, с большим количеством пауз, словно подбирая слова. Я приблизился к креслу, выдвинул себе из купе сиденье. То под моим весом натужно скрипнуло.
– Придумал уже, чем мне помогать будешь? – насмешливо поинтересовалась моя подопечная. Вот же странная бабка! Нет чтобы просто пожаловаться на жизнь и здоровье, я бы послушал, поддакивал, потерпел пару часов. А теперь, получается, я еще и программу развлечений придумывать должен! – Облегчу тебе задачу, – после небольшой паузы решительно постановила она. – Помоги мне встать.
Я поднялся, протянув ей ладонь. Из темноты вынырнула тонкая, высушенная временем кисть со скрюченными артритом пальцами и вцепилась в мою руку, вызвав волну боли в теле. Но через мгновение я понял, что боль поселилась не в теле – адски заболела душа.
Перед этой вспышкой я ощутил такое ощущение победы, облегчения и счастья, которого не испытывал ни до этого, ни после. Только через секунду радость сменилась болью, бесконечной мукой, которой я наконец-то сумел найти название.
– Это ты… – прошептала старуха. Ее темные, запавшие провалы глаз, обрамленные глубокими морщинами, блестели во мраке блока слезами горя и счастья. – Ты нашел меня.
– Нашел, – глухо отозвался я и, упав на колени, прижался лбом к ее пятнистой от старости, дрожащей руке.
Нам больше нечего было говорить друг другу.
Мы сидели так долго, я положил голову на ее колени, а она гладила меня по волосам морщинистой рукой и плакала – от счастья и горя.
Ксана постучалась в пятый блок через три часа, не дождавшись у кара.
– Эй, ты скоро? Я уже устала…
Поцеловав сухую щеку, я вышел из тени, отдал девушке личную карту.
– Иди, подожди меня в каре. Я скоро приду.
– С тобой все в порядке? – взволновано схватила меня за руку Ксана. Я поморщился от этого, ранее столь желанного прикосновения; высвободился.
– Да, Ксан. Все хорошо. Подожди меня.
Девушка вышла, озадаченно оглядываясь, – мне уже было все равно.
– Возьми это, – она протянула мне браслет из ниток причудливого плетения. – Пусть он хранит тебя в этой жизни.
– Я найду тебя, – твердо пообещал, надевая на руку подарок. Я знал, что никогда с ним не расстанусь.
– Я найду тебя, – эхом откликнулась она. – А теперь иди.
– Я приду завтра?
– Не будет нужды. Иди. Живи долго, любимый.
Я в последний раз поцеловал ее руку, щеки, лоб, тонкие пергаментные веки, влажные от слез. Наконец, она оттолкнула меня и крикнула:
– Иди! Иди отсюда!
И я ушел. Кому нужна жалость?
А наутро, позвонив все-таки в дом помощи, узнал, что хозяйка сорок пятого блока отошла ночью, во сне.
И проснулся.
Жизнь Сета Лоренса уже который год была наполнена войной. Междоусобицы в смутное время – не редкость, но для Сета играло роль только его графство, и он не хотел отдавать свою законную землю в жадные руки какого-то гордого, невинно оскорбленного вояки.
Но вот в чем беда: жизни своих людей Сет Лоренс ценил не меньше, а то и больше своей. И лишнего кровопролития, как мог, избегал. Его сосед, напротив, кичился верностью гарнизона и нередко отправлял солдат на верную гибель, только чтобы отвоевать еще одну захудалую деревеньку. Спустя неделю Сет ее отбивал, и все шло по новой.
Неделю назад Сет во главе отряда преследовал лазутчиков воинственного соседа, которые умыкнули из замка семейную реликвию – золотой Орден Мужества, пожалованный двести с лишним лет назад представителю рода Лоренс. Оскорбление дикое, за которое следует неминуемая расплата. Похоже, недруг жаждет настоящей войны. Воров отряд нагнал, часть их перебили, другую с посланием отправили обратно к хозяину – письмо содержало в себе очередное предложение о переговорах. Сет уже не верил, что удастся решить конфликт относительно мирно, но попыток не оставлял.
Сейчас граф Лоренс залечивал раны, полученные в той стычке недельной давности. И вспоминал несколько моментов, особо врезавшихся в память. Они никоим образом не касались боевых действий, а были сосредоточены на женщине.
Граф не мог воссоздать в воображении ее лица, да это и не странно: Сет ни разу не окинул ее прямым взглядом. Словно что-то мешало, как мешало и перестать думать о ней. Ведьма, которую звали Анной; по словам крестьян, нелюдима и сильна. Сет помнил, что из любопытства, проезжая мимо той самой деревушки на обратном пути в свой замок, снова затормозил у избы на окраине.