Якобинцы, возглавившие революционный режим 1793–1794 годов, не были наиболее левой, наиболее крайней политической группировкой. Да иначе и не могло быть, потому что они были на всем протяжении своего пребывания у власти представителями устойчивой мелкой буржуазии, влево от которой расположены были общественные «низы» городской и сельской бедноты. Представителями этой бедноты выступали эбертисты и «бешеные». Историческое величие настоящих якобинцев, якобинцев 1793 года, — писал Ленин, — состояло в том, что они были «якобинцами с народом», с революционным большинством народа, с революционными передовыми классами своего времени» (Ленин, Соч., т. XX, стр. 435).
В течение исторической зимы 1793, 94 года широкий плебейско-демократический блок, на который опирался Робеспьер, распался. «Крайнее направление», представленное, по Марксу, эбертистами (Архив Маркса и Энгельса, т. I (VI), стр. 396), перестало блокироваться с робеспьеровской мелкой буржуазией. Политическим выражением этого была борьба Робеспьера сначала против «бешеных» и затем против эбертистов, окончившаяся казнью эбертистских вождей и разгромом эбертистской парижской коммуны. Отсюда — сужение социальной базы якобинской диктатуры. Отсюда — бессилие мелкобуржуазной диктатуры в разрешении тех задач, которые представлены были весной 1794 года всем ходом революции. Выхода из положения Робеспьер искал в противоречивой, полной колебаний политике, в которой вантозовские декреты о распределении среди бедноты имущества осужденных контрреволюционеров и прериальский террористический закон об усилении деятельности революционного трибунала сочетались с послаблениями торговой буржуазии и крестьянству в вопросе о применении максимума и с усиленным нажимом на рабочих, в целях удержания заработной платы на уровне, предусмотренном максимумом.
Укрепление экономических позиций новой буржуазии только усилило ее враждебное отношение к робеспьеровскому режиму. Новые богачи требовали безудержной свободы капиталистического накопления, ликвидации всяких эгалитарных устремлений и «солидных» гарантий против городских низов. Буржуазные перерожденцы, вроде Тальена и Фрерона, смастерили заговор против Робеспьера. Опираясь на буржуазное оппортунистическое большинство Конвента, на так называемое «болото», располагая поддержкой оппозиционной Робеспьеру части правительственных комитетов и используя депрессию, овладевшую парижскими массами еще со дней гибели эбертистов, они устроили 9 термидора контрреволюционный переворот, положивший конец диктатуре мелкой буржуазии. В республике нуворишей ажиотаж должен был заменить закон о максимуме, продажный Барра — «неподкупного» Робеспьера, господство крупной буржуазии — диктатуру революционного мещанства.
Казнь Робеспьера. С картины английского художника Бенса
Глава III Бабёф в дни термидорианской реакции
9-го термидора во Франции происходит контрреволюция. У власти оказываются термидорианцы — ставленники крупной спекулятивной буржуазии. Их база — «новая» буржуазия, «нувориши» — новые богачи всех мастей, выросшие, как грибы, на болотистой почве военных поставок, подрядов, спекулятивных предприятий, ажиотажа вокруг продажи национальных имуществ и нечистых сделок с иностранной валютой. Основная черта всех этих нуворишей — хищничество, безграничная алчность, рвачество, соединенное с политической беспринципностью и звериной ненавистью к павшему режиму якобинской диктатуры и его деятелям. Выскочки, обязанные своим внезапным обогащением самым темным махинациям, отбросы великого революционного процесса, — вот кто приходит к власти на следующий день после свержения Робеспьера. Их союзником в деревне выступает кулак-ростовщик и мироед, вдоволь насытившийся эмигрантскими и церковными землями и мечтающий о твердой власти и «порядке».
Политика победивших термидорианцев направлена на последовательную ликвидацию аппарата революционного правительства, как он сложился при Робеспьере, и на развязывание всех сил реакции. Дантонисты, жирондисты, даже роялисты вновь возникают из политического небытия, в которое их погрузил разящий меч якобинского террора. При этом термидорианцы корчат из себя поборников демократии и защитников политических свобод, поруганных Робеспьером. Лозунг свободы печати подхватывается реакционерами всех мастей, пользующимися этой свободой для разнузданной погромной агитации, направленной против якобинцев и против всех вообще левых группировок.