Зимой 1795/1796 г. внутренней армией, расположенной в Париже, командовал только что начавший выдвигаться молодой генерал Бонапарт. Участие в подавлении вандемьерского восстания положило начало его карьере. Она была упрочена покровительством Барра и ревностным выполнением предписаний Директории. В начале вантоза и в прессе, и в Советах стали усиливаться нападки на общество Пантеона. 8 вантоза (27 февраля) состоялось постановление Директории о закрытии общества. Для соблюдения приличий под эту меру подвели еще несколько мелких клубов роялистского направления. На следующий день оно было сообщено Совету пятисот, и в то же время Бонапарт во главе сильного отряда войск сам привел его в исполнение. Буонарроти полагает, что Бонапарт был не только простым исполнителем, но и настоящим вдохновителем этого постановления. Он велел передать себе ключи от зала, где происходили заседания общества,
«Нам сообщают из ряда департаментов, — писала газета «Плебейский оратор», — о том, что закрытие общества Пантеона вызвало торжество у роялистов и послужило предлогом к новому утеснению республиканцев». Закрытие общества имело двоякое значение: во-первых, оно положило конец всяким иллюзиям, распространенным довольно широко в среде мелкой буржуазии, о возможном повороте Директории на демократические рельсы; во-вторых, разрушив легальную базу бабувистов, оно с тем большей остротой поставило вопрос о создании конспиративного центра и о постановке в порядок дня вооруженного восстания против Директории.
Еще в пору существования общества пантеоновцев, было ясно, что помимо легального центра массового движения необходим еще и подпольный, вполне законспирированный штаб, который мог бы взять на себя подготовку вооруженного восстания. Отметим тут же, что исключительная роль, придававшаяся бабувистами Пантеону как организации массовой, лишний раз разоблачает версию об узко заговорщических установках Бабёфа и его друзей.
В начале 1796 года повстанческий комитет сформировался на собраниях, происходивших у бывшего члена Конвента Амара[4], проживавшего в Париже на улице Клери. У Амара перебывали — Дартэ, Буонарроти, Массар, Жермен, к которым присоединились Дебон, Женуа, Лепеллетье, Клеман и Маршан. Все они сходились на том, что необходимо свергнуть конституцию III года и созданное ею правительство. По словам Буонарроти, собрания у Амара «представляли собой род политического лицея, где, установив причины бедствий, гнетущих народы, стремились к выяснению принципов общественного строя, которые могли бы устранить эти бедствия и помешать их возвращению». Члены Амаровского комитета полагали, что «причина все возрастающего порабощения народов всецело заключена в неравенстве» и что «разрушение этого неравенства должно стать задачей всякого добродетельного законодателя». Но дальше уже начинались разногласия. Амар, представитель чистой якобинской традиции, настаивал на взимании контрибуций, реквизиций и налогов с актов купли-продажи. «Другие предлагали раздел недвижимых имуществ, законы против роскоши и прогрессивный налог». Однако все это казалось недостаточным для Дебона, Дартэ, Буонарроти и Лепеллетье. Реквизиции, налоги, контрибуции, — все это были средства, испробованные уже в эпоху якобинской диктатуры. Отымая у собственника необходимые стимулы предпринимательства и закупоривая тем самым источники общественного производства, мероприятия эти, по мнению Буонарроти и его друзей, не могли бы пресечь исчезновение звонкой монеты и рост спекулятивной торговли. Половинчатому эгалитаризму Амара они противопоставляли «общность имуществ и труда» или, иначе говоря, равное распределение обязанностей и прав. В этом они видели «подлинный предмет и признак совершенства общественного строя, а также единственный общественный порядок, способный навсегда изгнать угнетение, сделав невозможной разрушительную работу честолюбия и скупости и гарантируя всем гражданам наибольшую долю счастья».
Дебон составил даже обширный мемуар, в котором доказывал несправедливость права частной собственности и обрисовывал длинную цепь бедствий, явившихся необходимым ее следствием. Аргументация эта так поразила Амара, что он, если верить Буонарроти, стал убежденнейшим сторонником системы общности имуществ. «Комитет признал, что без радикального преобразования собственности никакие законы в защиту свободы и равенства не смогут получить полезного и длительного применения». Вместе с тем члены Комитета учитывали трудности, связанные с проведением в жизнь восстановления конституции 1793 г. Их, конечно, не могли удовлетворить те ее статьи, которые гарантировали права частной собственности, но зато можно было рассчитывать на популярность ее среди широких слоев населения. Принятие конституции дало бы возможность издалека подготовить осуществление «истинного равенства», убедив народ в том, что оно является единственным средством к окончательному устранению всех мучающих его зол.