Первая попытка арестовать заговорщиков была произведена, как мы знаем, вечером 19 флореаля (8 мая). Полиция опоздала на несколько минут. Она застала Друэ, хозяина квартиры, и Дартэ. Кошон воздержался от их ареста, чтобы не ввести в подозрение остальных заговорщиков.
Действительно, Гризелю легко удалось обмануть Тайную директорию. Если и возникли какие-либо подозрения, то они были направлены исключительно против Жермена.
Решено было отсрочить ликвидацию заговора на два дня. 10 мая члены Тайной директории и Военного комитета должны были собраться утром на квартире Дюфура. Предполагалось окончательно фиксировать день восстания. В это же утро Бабёф и Буонарроти должны были на квартире Бабёфа заняться окончательной редакцией того воззвания к французам, о котором мы упоминали выше. Эти утренние часы и были избраны Гризелем для нанесения решительного удара заговорщикам. Арест Бабёфа был поручен инспектору полиции Оссонвилю.
В девять часов утра 21 флореаля (10 мая) 1796 г. Оссонвиль собрался в поход. Бабёф скрывался в квартире некоего Тиссо, в доме 21, по улице Гранд-Трюандери. Прибыв туда, Оссонвиль подождал кавалерийского пикета. Чтобы не возбуждать волнений, он распустил слух, что дело идет о поимке воров. После этого он отправился за мировым судьей. Прошло целых два часа, а он не находил охотников сопутствовать ему в его щекотливой миссии. Трое судей отказались. Наконец он нашел четвертого и направился с ним к дому, оцепленному войсками и полицией. Было одиннадцать часов утра.
В это время Бабёф занят был редактированием № 44 «Народного трибуна». И он и Буонарроти провели бессонную ночь. Кроме них в комнате находился некто Пилле, один из второстепенных участников заговора. Буонарроти переписывал начисто текст «Воззвания к французам». Он писал: «Повстанческий комитет общественного спасения. Народ победил, тирании больше не существует, вы свободны…»
Между тем Оссонвиль со своими агентами вошел в дом, в коридоре послышались шаги, Буонарроти перестал писать. Внезапно дверь распахнулась, перед заговорщиками стоял Оссонвиль, окруженный полицейскими.
Предоставим теперь слово Оссонвилю. В своем донесении он пишет: «В этот момент самое мрачное отчаяние выразилось на лицах трех заговорщиков; у них как бы опустились руки; хотя они и были вооружены и в первый момент видели только меня, они не сделали, ни малейшей попытки к сопротивлению. Бабёф поднялся со своего сидения, Буонарроти пытался спрятать какую-то бумагу, которую он, впрочем, тотчас положил на место…. Потом Бабёф воскликнул: «Дело сделано: тирания, так тирания!» Несколько мгновений спустя он спросил меня, почему я повинуюсь своим господам»…
В то же время были арестованы заговорщики, собравшиеся у Дюфура.
Директория использовала раскрытие заговора для расправы с левой оппозицией. Тюрьмы быстро переполнились заключенными. Буржуазное общественное мнение столицы с удовольствием констатировало предусмотрительность Директории и рачительность ее полиции.
Правда, известия об аресте Бабёфа и его друзей вызвали ропот и брожение в рабочих кварталах. Правда, в течение лета 1796 г, полиция не переставала забрасывать Директорию угрожающими донесениями о готовящемся восстании, о проектах освобождения арестованных участников «заговора равных». Бабувистская агитация продолжалась одно время и после ареста вождей; была даже попытка взбунтовать рабочих на одном складочном пункте. Однако до открытого восстания дело так и не дошло.
Бабёф в тюрьме. Из альбома «Gallerie historique de la Revolution francaise»
Разрядкой брожения, охватившего рабочие кварталы, было организованное 9 сентября уцелевшими бабувистами и якобинцами нападение на Гренельский лагерь. Нападавшие думали поднять войска, стоявшие в лагере, но при этом они сами пали жертвой грубой провокации. Горсть мятежников, завлеченная в лагерь, подверглась, там беспощадному расстрелу.
Точно так же были ликвидированы довольно многочисленные провинциальные ответвления заговора в Тулузе, Меце, Лилле, Кале и некоторых других местах.
«Заговор равных» мог найти настоящую, опору только в рабочем классе. Правда, головка заговора по своему социальному положению принадлежала к мелкобуржуазной интеллигенции, — из 65 подсудимых Вандомского процесса только 15–16 человек могут считаться рабочими и мелкими ремесленниками. Правда, заговорщики стремились вовлечь в движение и мелкую буржуазию. «Соединимся, — говорила Тайная директория, — с мелкими собственниками, небогатыми торговцами, поденщиками, работниками, ремесленниками, со всеми несчастными…» Но мелкая буржуазия могла играть только роль попутчицы революции. Сами заговорщики отлично сознавали это и, не имея еще ясного представления о пролетариате как таковом, ориентировались на «трудящихся», на «бедных», на «рабочий люд». Нечего и говорить после всего этого, что предательство Гризеля было только поводом, а не причиной крушения заговора.