Пока Бабёф направлял со страниц своей газеты удары против правящих термидорианцев, электоральцы, перебравшиеся в помещение секции Музея, со своей стороны продолжали нападать на «революционное» правительство. Так, газета «Республиканский курьер» от 19 вандемьера (10 октября) сообщает о том, что ораторы клуба «в последнем заседании громко утверждали, что у нас не будет мира до тех пор, пока существует революционное правительство, и что необходимо установить наконец во Франции прочный и постоянный порядок». Понятно, что термидорианские власти начали усиленно искать предлога для новых репрессий и против клуба и против Бабёфа. В заседании 18 вандемьера Бурдон из Уазы выступил с формальным доносом на электоральцев. «Электоральный клуб был изгнан из помещения бывшего епископства, ставшего очагом анархии, он заседает теперь у самого вашего порога, в зале Музея. Знаете ли вы, что обсуждали там в течение последней ночи? Уничтожение Конвента. Было постановлено, что Конвент собрался только для суда над тираном и для выработки новой конституции и что, следовательно, сейчас он должен разойтись и уступить место разбойникам… стремящимся к убийству собственников и разграблению имуществ».
21 вандемьера (12 октября) Революционный комитет 4-го округа распорядился арестовать Легрэ, президента клуба. 22 вандемьера в заседании клуба была оглашена рукопись № 27 «Народного трибуна» и письмо Бабёфа, извещавшего об его разрыве с издателем «Народного трибуна», депутатом Жиффруа. Клуб постановил отпечатать номер газеты вместе с письмом.
Это постановление дало повод к новым репрессиям, о которых Конвент был оповещен Мерленом из Тионвиля в заседании от 9 брюмера. «…Бабёф, — заявил Мерлен, — укрылся в недрах «избирательного клуба», где он произнес речь еще более демагогическую, чем его первое выступление. Клуб заслушал ее и постановил напечатать от своего имени». Согласно закона Комитет общей безопасности предписал арестовать Бабёфа, президента клуба и его секретарей за то, что они подписали это постановление, и наложить печать на все бумаги клуба.
Самый приказ об аресте Бабёфа помечен 23 вандемьера. Приказ предписывает заключить Бабёфа в Люксембургскую тюрьму.
Сравнивая текст приказа с содержанием сообщения, сделанного Мерленом в Конвенте, мы приходим к тому выводу, что Бабёф не был арестован по крайней мере до 5 брюмера. Действительно, в том и в другом случае ничего не говорится о самом факте ареста, речь идет исключительно о приказе, о распоряжении, отданном Комитетом. Если бы Бабёфа удалось арестовать, то об этом несомненно было бы упомянуто в постановлении Комитета общей безопасности от 3 брюмера.
Вернемся, однако, к нашим электоральцам. Клуб все же не был закрыт, хотя бумаги его и подверглись опечатыванию. Мы знаем, что 12 брюмера Бабёф снова появился перед электоральцами. По сообщению газеты «Вечерний вестник», заседания клуба были прерваны после наложения печатей и возобновились в конце брюмера в одной из публичных зал секции Музея. Это было бывшее помещение Кордельерского клуба на Тионвильской улице. Та же газета указывает на то, что в заседаниях клуба принимает участие большое количество бывших якобинцев. Не забудем, что самый якобинский клуб был закрыт 22 брюмера. Поэтому нет ничего невозможного, что к этому времени могло обнаружиться некоторое сближение между якобинцами и электоральцами. Газета «Ведетт» в номере от 30 брюмера прямо говорит об якобинцах, собирающихся в электоральном клубе. «Патриотические и литературные анналы» за тот же день рассказывают об усиленных патрулях, окружающих Лувр — «место, предназначенное для собраний электорального клуба».
До каких-либо волнений дело, однако, не дошло. Секция Музея, по сообщению «Республиканского курьера» от 3 фримера, изгнала электоральцев из их помещения. «Было решено, — читаем мы в «Маленьком парижском листке», — не пускать якобинцев на порог. Говорят, — добавляет газета, — что они будут собираться в каком-то другом месте».
На этот раз опасения буржуазно-реакционной печати оказались напрасными. Лишенный помещения электоральный клуб распался.
Итак, в лице электорального общества мы имеем дело с первой попыткой создать организационный центр, объединяющий распыленные силы «левой оппозиции». Политическая платформа, на которой сошлись представители этих течений, сводится к борьбе с революционным порядком управления во имя выборности властей, восстановления парижского самоуправления и свободы печати. Из этой программы родился основной лозунг прериальского восстания: «Конституция 1793 г.!»
Отношение правых термидорианцев к электоральцам было резко отрицательное. Нужно, однако, подчеркнуть, что программа электоральцев не отражала никаких специфических нужд рабочего класса. В этом отношении электоральцы стояли не выше уровня «бешеных» и эбертистов. Самое характерное в политической традиции, перенятой электоральным клубом у своих предшественников, — это борьба за коммуну, за парижский муниципалитет. Борьба эта вскрывает социальные корни движения его в целом.
Бабёф был, несомненно, одним из вождей электорального клуба. Политические воззрения Бабёфа и электоральцев развиваются в одном и том же направлении. Расхождение их по вопросу о максимуме, при всей симптоматичности занятой Бабёфом позиции, не являются сколько-нибудь решающими. Великий голод зимы 1794/1795 г. должен был излечить и электоральцев и шедшую за ними массу от фритредерских увлечений.
Мы видим, таким образом, что политическая деятельность Бабёфа уже в первые месяцы термидорианской реакции оказалась слитой с массовым движением. Его ошибки не были его личными ошибками. Они совпадали с политической линией, усвоенной определенными группировками и выросшей на почве определенной исторической традиции. Бабёф шагает в ногу с остатками «бешеных» и эбертистов, с представителями рабочего класса. Более того, он выступает не только как рядовой участник движения, но как один из его вождей и идеологов.
День 13 вандемьера. Войска Конвента расстреливают восставших у церкви Сен Рош. Современная гравюра
Именно здесь, а не в области чисто личных отношений, следует искать причину конфликта Бабёфа с правящими термидорианцами и начала направленных, против него гонений.
Важнейшим этапом политической биографии Бабёфа является несомненно разрыв его с депутатом Жиффруа, в типографии которого печатался «Народный трибун». Жиффруа, в прошлом дантонист, прикрывавшийся ультра-террористической маской, стал с началом реакции одним из заправил публицистической кампании против робеспьеровского охвостья. Приняв на себя издание «Народного трибуна», Жиффруа несомненно руководствовался соображениями политического характера, продиктованными ему его право-термидорианской позицией. После выхода в свет № 26 от 19 вандемьера произошел разрыв между владельцами типографии и редактором. 21 вандемьера Жиффруа написал Бабёфу пространное письмо, проливающее любопытный и во многом неожиданный свет на социальный характер Бабёфовской агитации. «Чтобы попасть в Конвент, — пишет Жиффруа, — крайние проповедовали аграрный закон. Те же люди возобновляют теперь агитацию за этот закон или за что-нибудь ему подобное для того, чтобы получить места в Законодательном собрании, призванном поддерживать народное и республиканское правительство, после того как Конвент установит его на незыблемых основах».