Существует еще одна расхожая цитата из письма к Бодсону: «Робеспьеризм это демократия, и два эти слова совершенно тождественны»{273}. Но взглянем, какие слова идут перед этими: «Эбертизм, по сути дела, существует только в Париже, и приверженцы его малочисленны, да и то он держится только на помочах. Робеспьеризм же распространен во всей Республике, среди всех разумных и проницательных людей и, естественно, во всем народе»{274}.
Таким образом, Бабёф сознавал и признавал, что использует имена героев II года для привлечения их поклонников на свою сторону и одобряет якобинизм прежде всего из соображений политической выгоды, а также в качестве «исторического» обоснования своего проекта совершенного равенства.
Разумеется, подобная тактика не была бы возможной, если бы Бабёф не усматривал действительной близости между своей и якобинской программами. Теперь к чертам сходства, отмеченным в предыдущей главе, добавилось и еще одно - признание необходимости революционной диктатуры. Высказывания Бабёфа о народе-ребенке, нуждающемся в учителе, о неспособности масс самостоятельно выбрать разумный путь развития страны, об особой роли вождей - все это составляющие учения о диктатуре. Стоит обратить внимание и на то, что во фрагментах письма, приведенных выше, Бабёф отделял народ от «патриотов» и «разумных людей». Наконец, все в том же письме Гракх отметил, что, по его мнению, благая цель революции оправдывает ее насильственные методы: «Спасению 25 млн человек нельзя противопоставить заботу о нескольких сомнительных личностях. Возродитель нации должен видеть вещи в широкой перспективе. Он должен косить на своем пути все, что ему мешает, что загромождает этот путь, все, что может затруднить скорейшее достижение цели, которую он себе поставил»{275}.
Итак, от осуждения террора Бабёф перешел к признанию его необходимости. От желания создавать газету вместе с народом - к мысли о его неспособности ориентироваться в политике. От призыва немедленно ввести в действие Конституцию 1793 г. и демократические свободы - к идее диктатуры и ощущению себя вождем, занимающим особое положение.
Начиная с 3 марта 1796 г. (12 вантоза) начала выходить еще одна газета - L’Éclaireur du peuple, ou le Défenseur de 24 millions d’opprimés («Просветитель народа, или Защитник 24 миллионов угнетенных»). Буонарроти полагал, что ее автором был С. Дюпле, однако сохранившиеся рукописи нескольких номеров и сравнение стиля «Просветителя» со стилем «Трибуна народа», привели исследователей к выводу, что газету писал Бабёф: псевдоним Себастьяна Лаланда, «солдата республики», позволял ему хвалить «Трибуна народа» как бы со стороны{276}. Для Бабёфа это был еще один способ показать, что он не одинок в своих убеждениях. Возможно, его знали как оптового распространителя «Просветителя»: сохранилось письмо, в котором разносчик газеты Легранн (Legrann) с улицы Монторгей просил у
Бабёфа несколько номеров Лаланда для санкюлотов{277}. В целом «Просветитель народа» развивал те же мысли, что и «Трибун»{278}.
Итак, к концу зимы - началу весны 1796 г. идея организации вооруженного переворота уже полностью овладела Бабёфом. Теперь он больше не считал народ самостоятельным творцом истории и воспринимал его в качестве пассивной массы, неразумного существа, объекта, а не субъекта политики, восприимчивого к лживой пропаганде и нуждающегося в наставнике-вожде. Таким вождем Бабёф считал себя. Свою задачу и задачу других левых активистов он видел в том, чтобы привлечь симпатии народа к своей программе и снискать его поддержку. Окончательное принятие идеи диктатуры и тактические соображения толкали Бабёфа не просто к сближению, а уже к полноценному союзу с бывшими якобинцами, в частности робеспьеристами.
2.2. Отношения Бабёфа с читателями на рубеже 1795-1796 гг.
Мы рассмотрели основные идеи, излагавшиеся на страницах газет Бабёфа зимой 1795/1796 гг. В дальнейшем его проповедь коммунистического общества всеобщего равенства анализировалась многими авторами, в том числе на русском языке (см. Приложение). Однако имеющиеся в нашем распоряжении архивные материалы московского фонда Бабёфа (РГАСПИ. Ф. 223) дают возможность превратить этот монолог в диалог, познакомившись с откликами читающей публики на сочинения «Трибуна народа». Некоторые же из писем читателей Бабёф и сам опубликовал в своей газете. Для удобства изложения мы выделим четыре темы, которые встречаются в таких посланиях чаще всего. Подчеркнем, что в отличие от предыдущей главы, на сей раз классифицируются не сами письма, а именно темы, которые в них затрагиваются. Одно письмо может быть посвящено как одному вопросу, так и нескольким, и, соответственно, может рассматриваться в связи либо с одной темой, либо - с двумя-тремя.