Однако все ли отрывки из писем, напечатанные в «Трибуне», носили аутентичный характер? Не сочинили ли эти одобрительные отзывы сам Бабёф или его друзья? Примеры Жермена и Марешаля указывают на то, что последнее было вполне возможно. К сожалению, оригинал ни одного из анонимных опубликованных писем до нас не дошел, так что приходится верить (или не верить) Бабёфу на слово. Косвенным свидетельством в пользу его честности можно считать наличие в его архиве нескольких одобрительных читательских писем, написанных в том же духе, что и опубликованные.
Так, свою поддержку Бабёфу выразил типограф Рошбрен (Rochebrun) из Марселя в письме от 12 марта 1796 г. (21 вантоза IV){288}. Выспренними рассуждениями о будущей победе над деспотизмом, которая будет достигнута через объединение всех достойных людей, завершил свое письмо некто Мартель-младший (Martel- cadet) из Фрежюса (департамент Вар){289}.
«Общность благ, - писал офицер Салюте (Salutet) из Рейнско- Мозельской армии, - это, без сомнения, единственное состояние, которое могло бы изгнать из нашей среды и преступления, и нищету. Но сколько препятствий, сколько трудностей на пути к ее водворению! Все равно не прекращай изо всех сил восхвалять Равенство и демократию. Какой бы ни была сила предрассудков, эгоизма, коррупции и гордыни, истина - это тоже сила, которая торжествует, пусть не сразу, зато уверенно и неизбежно»{290}.
«Твои номера 37 и 39 были зачитаны в собрании друзей республики, - сообщал Бабёфу некий Фанжо (Fangeau) (местожительство не указано). - Все усиленно аплодировали принципам, которые ты там пропагандируешь с энергией и смелостью искреннего поклонника свободы и чистой демократии. Один гражданин предложил подписаться на твою газету...»{291}
Некоторые патриоты выражали поддержку не только на словах. Канонир Эквиль (Heuqueville) из Контвиля, что в департаменте Нижняя Сена, сообщал, что имел удовольствие читать «Трибун народа» и высылает его автору 100 ливров, а если надо, готов помогать и в дальнейшем{292}. Некто Гавр (Havre) от имени группы патриотов Сент-Уэна отправил Бабёфу 3720 ливров ассигнатами и 18 в звонкой монете{293}.
Как видим, у Бабёфа действительно имелись сторонники в самых разных частях Франции.
2) Впрочем, не все читатели «Трибуна народа» соглашались с Гракхом относительно целей и средств политической борьбы. Два письма, авторы которых оспаривали его мнение, он сам опубликовал в № 35. Некто Л. призывал Бабёфа к осторожности: «Меня восхищает твой пыл и огорчает твое сумасбродство: я тебя и уважаю, и порицаю. Я тебя искренне люблю, и хоть я и не согласен с тобою, но убежден в чистоте твоих намерений»{294}. Ему вторил некто Б.: «Мы знаем, каковы наши беды, эту Конституцию мы оцениваем так же, как ты. Но <...> ты поступил неосторожно, напечатав то, что мы все знаем. Друг мой, время еще не настало...»{295} Бабёф опубликовал эти два письма в качестве примера выжидательной, чересчур осторожной тактики патриотов, которую, как уже отмечалось выше, он осуждал. Людей, подобных Л. и Б., он призывал быть смелее и, несмотря на разногласия, считал своими союзниками.
Весьма интересно письмо от 21 февраля (1 вантоза IV), на которое первым обратил внимание А. Матьез{296}. Это письмо человека по фамилии Депляс (Desplaces) из 121-й пехотной полубригады Итальянской армии. «Я уже писал тебе, дорогой гражданин, но мое письмо не ушло, поскольку в это же время я узнал, что ты уже не на свободе. Я только получил твой № 38, когда узнал, что ты снова освободился!!! Поэтому отвечаю на письмо, которое ты был любезен послать мне 26 фримера... Я благодарю тебя за внимание, и твое доверие льстит мне. <...> Твоя полная преданность Демократии дает мне почувствовать всю ценность писем от тебя, которые я с удовольствием получаю; вот в каком настроении решил обсудить с тобой некоторые детали»{297}.
По первым строкам Депляса можно принять за верного и ревностного бабувиста: «Я единственный в этом полку, кто получает твою газету, но я распространяю ее как могу; по крайней мере, все, кто меня окружает, пользуются плодами твоих трудов; эти многочисленные друзья свободы и равенства, эти добродетельные плебеи большой ложкой черпают твою отважную и потрясающую мораль; они, как и я, чувствуют всю истинность твоих принципов...»{298}
Но коммунист ли Депляс? Отнюдь нет, ибо продолжает он так: «Мой друг, несмотря на то что мы ими (принципами. - М.Ч.) искренне проникнуты, мы также чувствуем, что некоторые пункты слишком сложно и даже невозможно реализовать. <...> Фактическое равенство не может иметь места; отбрось эти химерические идеи. Французский народ никогда бы их не одобрил»{299}.