Оживление интереса к первому коммунисту способствовало публикации и других относящихся к нему источников: в начале 1960-х гг. едва ли не каждый номер «Исторических анналов Французской революции» содержал новый документ по истории «равных» или заметку о них{835}.
Настоящую апологию юбиляра подготовил провинциальный историк Р. Легран. Опираясь на документы из архива департамента Соммы, он изобразил Бабёфа «истинным пикардийцем», прекрасным семьянином, патриотом, педагогом, юристом, администратором, знатоком сельской жизни...{836} «Но что кажется мне определяющим в том простом человеке, - писал Легран, - так это энтузиазм апостола, идеализм, соединенный, однако, с совершенно земным реализмом»{837}.
В 1962 г. вышла новая монография о заговоре «равных» - книга молодого тогда французского историка К. Мазорика. По словам автора, Бабёф испытал идейное влияние не только просветителей, но и своих современников-эгалитаристов - Н. Бонвиля и «Социального кружка» в целом{838}. Мнение историка о том, что коммунизм Трибуна был порожден исключительно философией XVIII в., а не социально- экономическими реалиями, было в дальнейшем оспорено В.М. Далиным{839}. Начинание «равных» Мазорик называл одновременно и движением, и заговором: о нем было известно в народе, но оно не имело его поддержки{840}. В отличие от Лефевра, Мазорик считал коммунизм Бабёфа производительным, но лишенным идеи технического прогресса, развития производительных сил и роста потребностей{841}. А вот в какой мере товарищи Гракха разделяли его коммунистические взгляды и разделяли ли они их вообще - этот вопрос, по мнению Мазорика, заслуживает отдельного исследования. Кроме того, историк отмечал, что «равных» нельзя считать партией в строгом смысле этого слова: они расходились по целому ряду вопросов, например в отношении к Робеспьеру{842}.
Что же думали о заговоре «равных» французские историки консервативного направления? Ответить на этот вопрос поможет обобщающая монография Ф. Фюре и Д. Рише, вышедшая в 1963 г. Интересующим нас событиям в ней была посвящена совсем маленькая глава. В ней сразу бросается в глаза отсутствие свойственной для левой историографии «бабёфоцентричности»: авторы в первую очередь говорят о робеспьеристах, маратистах и эбертистах, тосковавших по 1793 г., а потом уж о возглавившем их Гракхе. Сам он, по мнению Фюре и Рише, был «в большей степени наследником, чем предшественником»{843}. Иными словами, авторы книги рассматривали движение бабувистов в первую очередь как последний подъем санкюлотизма и якобинизма, а представление о нем как о первом в ряду пролетарских социалистических движений ХІХ-ХХ вв. считали искажающим суть дела.
В СССР в 1963 г. вышло переиздание книги Ф. Буонарроти. В целом оно повторяло издание 1948 г. и отличалось добавлением лишь еще одного приложения. Как гласило предисловие к книге, перевод и комментарии (теперь их автором значился В.М. Далин) были исправлены и дополнены{844}.
В том же году вышла в свет фундаментальная монография Далина «Гракх Бабёф накануне и во время Великой Французской революции (1785-1794)», ставшая важнейшей вехой в изучении взглядов и деятельности Трибуна народа. Опираясь на множество неопубликованных источников - именно документов из ЦПА ИМЛ (Ф. 223), Архива внешней политики России (донесения И.М. Симолина) и Архива департамента Соммы (в фотокопиях из ЦПА ИМЛ), Далин выявил множество новых фактов о Бабёфе. В частности, он опроверг распространенный миф о том, что отец Трибуна был воспитателем детей австрийского императора{845}. Опроверг Далин и мнение о том, что Бабёф якобы участвовал во взятии Бастилии. Историк показал, что его герой вышел на политическую арену уже в начале Революции, но у себя на родине - в Пикардии. Там Бабёф не только выступал против косвенных налогов, но и чуть позже - в 1791 г. - стал вожаком крестьянского движения, участвовал в борьбе за уничтожение сеньориальных повинностей, успел побывать членом администрации департамента Соммы, а затем сделал карьеру в Париже в качестве секретаря продовольственной администрации. Таким образом, Далин продемонстрировал, что во Французской революции Бабёф сыграл намного более важную роль, нежели ранее считалось. Причем, отмечал исследователь, уже в 1791 г. Бабёф считал, что настоящей свободы больше нет и критиковал деятельность членов Собрания{846}.
В том, что касается идей вождя «равных», то Далин также отверг многие существовавшие до него представления. Исследователь полагал, что учение Бабёфа было самостоятельной, во многом оригинальной философией, а не эклектическим набором идей различных философов Просвещения. К списку «идейных отцов» Бабёфа был добавлен Л.С. Мерсье. Кроме того, в качестве одного из важных факторов формирования мировоззрения Бабёфа Далин назвал социально-экономическую обстановку в Пикардии{847}. В отличие от многих других историков-марксистов, описывавших в первых главах своих книг «базис» лишь потому, что так было положено, этот автор вполне убедительно показал связь взглядов Бабёфа с экономическими реалиями его родного края. Эти воззрения, считал Далин, можно охарактеризовать такими терминами, как диалектика, эмпиризм, сенсуализм, деизм, позднее - атеизм{848}.