И грубые шутки, прерываемые хохотом, оглашали улицы.
На углу Аппиевой дороги к отряду присоединились две женщины: старуха-эфиопка с блуждающими глазами и финикиянка. Обе были вооружены и заявили Флакку, что бежали от своего господина Скавра, который дурно обращается с рабами.
— Жена его, — скрипнула разбитым голосом эфиопка, хищно сверкнув зубами, — заставляла меня работать дни и ночи, секла скорпионами… Знаете вы, воины, что такое скорпионы? — взвизгнула она. — Это бичи с узлами, в которые вшиты иглы и куски железа. И вот, когда бьют таким бичом, — всхлипнула она, — кажется, что тело обваривают кипятком… И все за то, что однажды я сказала госпоже: «Не смей меня бить! Я такой же человек, как и ты!»
— Слышите, друзья? — крикнул Фульвий. — Помните, что пленным пощады не будет! Все нобили похожи на Скавра. Ну, а ты? — повернулся он к финикиянке.
— Меня заклеймили раскаленным железом за попытку к бегству, заковали руки и ноги в колодки, повесили на шею собачий ошейник, — гляди!
Флакк криво усмехнулся: на ошейнике было четко выведено: «Бежал, держи меня».
— Я ненавижу рабство, — продолжала финикиянка, — мне тридцать пять лет, я помню, как разрушили Карт-Хадашт[26] как убили всю мою родню, а меня продали в рабство. Я хочу мстить, господин, мстить! Я скорее умру, чем вернусь в рабство!
На смуглом лице ее горели дикие глаза, грудь вздымалась, рука судорожно сжимала меч.
— А откуда у вас оружие?
— Мы убили вилика, похитили, что попалось под руку, подговорили рабов…
К отряду быстро приближалось несколько человек. Вооруженные вилами, мотыгами, топорами, они подбежали, бросились к ногам Фульвия:
— Господин, возьми нас с собою! Мы готовы биться насмерть!
— Да, да, — крикнул Флакк. — Мы не отступим перед лучниками и гоплитами, мы двинемся на них несокрушимой стеной!
А в это время Гракх, собрав друзей, клиентов и рабов, возвратился домой. Он не хотел вооружаться, надеясь, что все обойдется без кровопролития, и Леторий напрасно уговаривал его:
— Возьми хоть меч, вооружи Филократа, не дай захватить себя живым в случае неудачи!
Гай оттолкнул меч, протянутый другом, и повесил у пояса маленький кинжал.
— Вот все мое вооружение, — сказал он и, надев тогу (так он всегда ходил на форум), направился к выходу.
К нему бросилась жена, ухватилась за одежду; маленький Марк загородил дорогу.
— Не ходи, Гай, — умоляла Лициния, — тебя ждет неминуемая гибель, враги готовились весь день и всю ночь. Вспомни брата, убитого оптиматами! Не ходи, Гай, супруг мой возлюбленный!
— Какая ты трусиха! — улыбнулся Гракх. — Все обойдется хорошо — увидишь. Не расстраивайся, будь весела, как всегда.
Но она продолжала упрашивать и, обвив его шею голыми руками, шептала:
— Что мы без тебя будем делать? Подумай, Гай, не ходи!
— Место трибуна во главе народа!
— Ты не трибун, Гай, и ты имеешь право не идти!
— Я — трибун, лишенный трибуната не народом, а оптиматами. Они подлостью и подкупом добились этого. Народ любит меня и пойдет за мною…
— Гай, ты ослеплен. Большинство идет за Друзом…
— Ничего, они поймут свою ошибку и в последнюю минуту присоединятся к нам…
— Умоляю тебя, Гай, не ходи!
Гракх нахмурился:
— Ты просишь о невозможном. Брат мой Тиберий своей кровью доказал нашу правоту, а я, если придется, тоже погибну, но не отступлю перед захватчиками власти, не сдамся на милость насильников, не отрекусь от борьбы!
И, повернувшись к маленькому Марку, он сказал:
— Помни, сын, пока жив род Гракхов — борьба должна продолжаться…
Лициния, рыдая, упала ему на грудь, но Марк дернул мать за тунику:
— Не мешай ему, пусть идет…
Однако жена не отпускала мужа: она осыпала его ласками и поцелуями, что-то шептала, но Гай не слушал. В голове мелькнуло: «Похоже на прощание Гектора с Андромахой»; и вдруг мысль о Фульвий, занявшем уже Авентин, о врагах, готовых начать битву, захлестнула его. Он вырвался из ее объятий и выбежал на улицу.
— Гай, Гай!
Лициния остановилась на пороге, оглядела безумными глазами улицу и увидела Хлою в мужской одежде с обнаженным мечом: македонянка подходила к Гракху с невыразимым выражением на разгоряченном лице. Лициния побледнела — дрогнуло сердце, мелькнула смутная мысль, все закружилось в голове, и она в беспамятстве упала ничком на землю.
Марк закричал, прибежали рабы, подняли госпожу и понесли к ее брату Крассу.
26
Карт-Хадашт — название Карфагена на языке его обитателей — финикийских колонистов, означающее в переводе: «Новый город» (примеч А. И. Немировского)