Давид Паташинский. «вечерняя рыба» [318] ;
Мы знаем верные приметы, когда рассветы не в цене,когда кричишь, а крика нету, но есть рисунок на стене,когда летишь, и сон хрустален, и короток, как я привык,он ускользнет, минуя спален, где мы останемся в живых.
Давид Паташинский. «Пока пишу я, оживаю, меня танцует Саломея…» [319] ;
Мои слоеные словесы сливовым салом веселы,в лесу не замечая леса, ложимся мертвыми в стволы.Не знаем сами за слезами, кто писем наших пролистал,когда жестокими отцами соразмеряли пьедестал.
Давид Паташинский. «Зима несчастная пришла хрустящим утром в тонком насте…» [320] ;
Они живут по ночам, они читают сучар,они печатают книг, что было гадко из них,потом сбирают оброк, берут тебя поперек,за обруча мягких ребр, за голоса кратких строк.
Давид Паташинский. «сочельное…» [321] ;
Скрипит во мне тишина, слова цедить голодна.Рассвет, но снова закат, когда он сам виноват.Река и снова клюка, когда мне ровно идти.Когда порвали смычка на позабудь да прости.
Давид Паташинский. «сочельное…» [322] ;
Клей конверта языком, и письмо готово,слов в нем оказалось больше сотни,несколько нежных, несколько печальных,слова, слова, ничего кроме.
Давид Паташинский. «сердце – ловкий охотник» [323] ;
Пальцы лапают ключа. Догорит твоя свеча.Две девицы под окном как медовые цвели.Скрипка душит скрипача на окраине Шабли,между радостью и сном выбирая палача.
Давид Паташинский. «Пальцы лапают ключа. Догорит твоя свеча…» [324].
Ненормативная неодушевленность
Ненормативная неодушевленность в ряде случаев отражает колебания, свойственные узусу при обозначении микроорганизмов, мелких существ и существ, употребляемых в пищу:
Новое оледененье – оледененье рабстванаползает на глобус. Его мореныподминают державы, воспоминанья, блузки.Бормоча, выкатывая орбиты,мы превращаемся в будущие моллюски,ибо никто нас не слышит, точно мы трилобиты.Дует из коридора, скважин, квадратных окон.Поверни выключатель, свернись в калачик.Позвоночник чтит вечность. Не то что локон.Утром уже не встать с карачек.
Иосиф Бродский. «Стихи о зимней кампании 1980‐го года» [325] ;
…Вселенная похожа на минтай,вокруг менты, под мышками – икра…В гусиных перьях – акваланг: «Взлетай,ныряй, мой ангел, ужинать пора».
Александр Кабанов. «Представь меня счастливым в пятьдесят…» [326] ;
Так выйти бы – на улицу, где шумневнятностью своей членоразделен,так нет ведь, я не выйду, я груш-шу,и алчно дома тишиной владею.
Она регенерируется враз,и дыры от шагов уже бесследны,затянуты, неслышимы для глаз,и для ушей невидимы и слепы.
Так вязко в ней захлебываться ей —ей-ей, уп-уп и буль – не задохнуться,расхлопнуть жабры, превратиться в лещь,рехнуться, тихо-тихо распахнуться.
Я вышла бы – на улицу, где шум,где в воздухе висит его берлога,но я уже твоей водой дышу,и немотой не перейти порога.
Надя Делаланд. «Так выйти бы – на улицу, где шум…» / «Тишина» [327].
Во всех приведенных примерах грамматическая неодушевленность создает художественный образ. У И. Бродского она указывает на прекращение жизни человека, у А. Кабанова говорится об исчезновении мироздания и сравнение вселенной с минтаем сопровождается словами ужинать пора.
В стихотворении Н. Делаланд сочетание превратиться в лещь созвучно выражению превратиться в вещь. Название рыбы деформировано орфографическим преобразованием слова лещ в слово женского рода, чему способствует рифма со словом вещь – не только звуковая, но и зрительная, с мягким знаком. Кроме того, языковым подтекстом сочетания превратиться в лещь может быть глагол лечь, приближенный к старославянской огласовке (в старославянском языке – лéщи): в стихотворении описывается ситуация, которая фразеологически обозначена словами лечь на дно, т. е. ‘затаиться’, – речь идет о тишине и немоте, поэтому грамматическая неодушевленность мотивирована и образами отказа от жизни. Фонетический образ слова лещь, актуализированный мягким знаком (не меняющим нормативного произношения, но подчеркивающим его), противопоставлен ироническому звучанию груш-шу в начале стихотворения. Авторская форма груш-шу рифмуется со словом шум (а стихотворение называется «Тишина»). Огласовка на [ш] многих семантически значимых элементов стихотворения больше соответствует образу тишины, чем шума – ср. междометие шш, побуждающее к молчанию.
вернутьсяДелаланд 2007: 40. Стихотворение опубликовано только в этом издании, там написано лещ – без мягкого знака. Написание лещь восстановлено по электронному варианту сборника, присланного автором до публикации. Н. Делаланд подтвердила, что в этом стихотворении должно быть слово лещь женского рода и что она не заметила ошибочного исправления в вёрстке.