умирает и оставляет в наследство детям имущество, из коего самый
неприметный предмет обладает волшебными свойствами. Чаще всего
наследники-братья недолюбливают друг друга; самый везучий забирает
все себе, предоставляя остальным устраиваться, кто как может; то
же происходит и в нашей истории: младший брат, самый несчастливый,
остался один с котом и не знает, как прокормиться. По счастью,
кот, сразу назвав мальчика "Хозяином", добровольно идет к нему в
услужение и обещает помощь. Кот - продувная бестия; он знает, что
прежде всего надо позаботиться о внешнем виде; поэтому, выпросив у
хозяина единственный имевшийся у него маренго, покупает себе
красивый костюм, сапоги и шляпу; облачившись во все новое и
запасшись броским подарком, кот отправляется к королю, на которого
у него есть свои виды; итак, малышам преподан проверенный на опыте
урок - что надо сделать, чтобы тебя заметили, чтобы получить
доступ к власть имущим и преуспеть: принарядитесь с расчетом на
то, что предстоит выполнить важную миссию; преподнесите, кому
надо, подарок; того, кто встанет вам поперек дороги, с властным
видом припугните; явитесь не просто так, с улицы, а от имени
важного лица, и перед вами распахнутся все двери..."
Пересказав в таком плане всю сказку, автор заключает:
"Вот какова мораль сей сказки: благодаря хитрости и обману
можно стать всесильным, как король. Поскольку в семье разлад,
братья друг другу не помогают, надо, чтобы тебе помог тот, кто
этой механикой владеет, то есть такой политик, как кот, - чтобы
ты, тюфяк, тоже стал могущественным".
Я выступил с комментариями по поводу такого прочтения старой сказки: я не оспаривал его аргументированности, но призывал соблюдать осторожность. "Демистифицировать" ничего не стоит, но как бы не ошибиться... Спору нет, в сказке "Кот в сапогах" быт и нравы - средневековые, в ней нашла свое отражение тема хитрости как оборонительного и наступательного оружия слабого в борьбе против деспота, тема эта отражает рабскую идеологию, идеологию крепостных, способных разве что на круговую поруку (все помогают обманывать короля), но не на подлинную солидарность; однако сам кот - это совсем другое дело.
"Нельзя не вспомнить, - продолжал я, защищая "Кота в
сапогах", - страницы, посвященные Проппом в его работе
"Исторические корни волшебной сказки" "волшебным помощникам" и
"волшебным дарам", одной из центральных тем народных сказок. По
мнению Проппа (и других исследователей), животное, выступающее в
сказках как благодетель человека (оно помогает ему совершать
трудные дела, вознаграждает сверх всякой меры за то, что человек
не убивал его на охоте), правда уже в "цивильном" виде, как
персонаж сказки, - это потомок того животного-тотема, которое
первобытные охотничьи племена чтили и с которым имели нечто вроде
сговора религиозного типа. С переходом к оседлому образу жизни и к
земледелию люди расстались со старыми тотемическими верованиями,
сохранив, однако, к дружбе между людьми и животными совершенно
особое, пристрастное отношение.
Согласно древнему обряду инициации, к юноше приставляли
животное-охранителя, которое оберегало бы его в качестве "доброго
духа". Обряд был забыт, от него остался лишь рассказ:
"животное-охранитель" превратилось в сказочного "волшебного
помощника", продолжая жить в народном воображении. Мало-помалу со
временем волшебный помощник стал приобретать иные черты, так что
зачастую даже трудно бывает его, поневоле не раз переряжавшегося,
узнать.
Надо обладать воображением и для того, чтобы мысленно
вернуться назад, снять со сказки яркие одежды, проникнуть в ее
сокровенное нутро, и тогда в сиротке или в самом младшем из трех
братьев (а речь всегда о нем в сказках такого рода) мы узнаем
юношу древнего племени, в коте же, подрядившемся добыть ему
счастье, - его "духа-охранителя". Если мы вернемся к нашей сказке
теперь, то наиболее вероятно, что кот предстанет перед нами
двуликим: с одной стороны - таким, каким его так хорошо описала
Сара Мелаури, то есть приобщающим своего хозяина к развращенному и
бесчеловечному миру; но если посмотреть с другой стороны, то мы
увидим союзника, добивающегося справедливости для своего
подопечного. Во всяком случае, этот старый кот, наследник
неведомых, тысячелетних традиций, осколок времен, погребенных в
безмолвии доисторических эпох, на наш взгляд, заслуживает лучшего
отношения, чем ловчила, подсовывающий взятку, или придворный
прощелыга.
Конечно, ребенок, слушающий сказку про Кота в сапогах,
воспримет ее как событие сегодняшнего дня, где ни истории, ни
предыстории нет и в помине. Но какими-то неисповедимыми путями
ему, наверное, все же удается почувствовать, что истинное зерно
сказки - не головокружительная карьера самозванца - маркиза де
Карабаса, а отношения между молодым героем и котом, между сиротой
и животным. Именно этот образ - самый запоминающийся, в
эмоциональном плане самый сильный. Он укрепляется в ребенке еще и
благодаря целой гамме привязанностей, частично сосредоточенных на
реальном или воображаемом (игрушка) животном, важная роль которого
в жизни ребенка уже описана психологией".
В № 3-4 1972 г. той же "Газеты для родителей" появилось еще одно выступление "В защиту Кота в сапогах" - статья Лауры Конти; привожу ее почти полностью:
"...Мне хочется рассказать, как восприняла ребенком, то есть
полвека тому назад, историю про Кота в сапогах я сама.
Прежде всего, Кот, так же как его маленький хозяин и как я,
был Маленький среди Взрослых, но благодаря сапогам мог делать
большущие шаги, то есть, оставаясь маленьким котом, имел
возможность эту "маленькость" преодолевать. Я тоже хотела
оставаться маленькой, но делать то, что могут делать взрослые
более того, еще уметь их обскакать... Соотношение ребенок
взрослый, выходя за рамки буквального смысла, за рамки величины,