Ребят так никто и не трогал, хотя по всему городу, включая Латинский квартал, естественно, ходили слухи о неудавшемся покушении. Король Генрих – Генрих Наваррский, Генрих Бурбон – казалось, не придал сему происшествию особого резонанса: ну, подумаешь, покушение – одним больше, одним меньше, что же теперь – затаиться, укрыться в Лувре, словно рак-отшельник, и сидеть там до конца своих дней, отказавшись от всех радостей жизни? Но ведь это – та же смерть, только не от пули и кинжала, а от скуки. Потому в Париже по-прежнему гремели балы.
– Ну, как? – Войдя в комнату, Иван взглянул на лежащего в постели Жан-Поля.
– Замечательно, – улыбнулся тот. – Все благодаря стараниям Мити. Вот уж из кого получится прекрасный врач! Даже целый профессор.
– Ну, уж ты скажешь! – засмущался Митрий.
Нормандец состроил уморительную рожу:
– Уважаемый господин профессор, как скоро я смогу танцевать?
– Танцевать? – Митька ухмыльнулся. – Думаю, через неделю-другую – вполне.
– О, я вам крайне признателен, уважаемый доктор.
Иван присел на край кровати и пристально взглянул в хитрые глаза раненого:
– Танцевать тебе и впрямь еще рано, Жан-Поль. А вот поговорить – в самый раз.
– Признаться, давно ждал ваших расспросов. – Нормандец сразу стал серьезным. – Давайте так – сначала я расскажу все, что знаю, а затем уж вы зададите вопросы, буде таковые возникнут. Идет?
– Идет, – кивнул Иван. – Давай рассказывай.
Жан-Поль снова улыбнулся и пожал плечами…
Его эмоциональный рассказ оказался весьма познавательным и интересным, и оба – Иван и Митрий (Прохор еще с утра ушел к кузнецу Пьеру) – слушали нормандца затаив дыхание.
Внешнее спокойствие французского государства было обманчивым – король Генрих хоть и примирил враждующие стороны – католиков и гугенотов, – тем не менее по-прежнему вызывал недовольство и тех, и других. Гугеноты были недовольны недостаточными уступками, которые католики, наоборот, считали чрезмерными. Вражда между двумя конфессиями отнюдь не закончилась королевским эдиктом в Нанте, слишком уж долгим и кровавым было противостояние. Гугеноты так и не простили католикам ночь святого Варфоломея, преследования за веру, пытки и костры инквизиции. Католикам тоже было чем посчитаться – поруганные церкви, издевательства, вырезанные от мала до велика городки и деревни. Кровь, с обеих сторон была кровь – и еще неизвестно, с какой стороны ее пролили больше. Наверное, все – одинаково много. Кроме простых католиков и гугенотов имелась и третья сила – аристократия, пытавшаяся влиять на короля в своих интересах. «Дворянство шпаги» частенько бунтовало, желая выжать у власти максимум подачек и привилегий, и не прочь было напугать монарха. Именно это и попросили сделать Жан-Поля некие люди, имена которых он не назвал, будучи связанным данным словом. Верный человек должен был выстрелить из мушкета по окончании мессы, выстрелить вовсе не в короля, и затем скрыться, бросив на видном месте мушкет с еще дымящимся фитилем и распятие, – это должно было послужить хорошим предупреждением Генриху, предостеречь его от слишком больших уступок гугенотам.
– Так значит, просто напугать? – хмуро переспросил Иван.
– Да-да, – закивал нормандец. – Именно так! Иначе б я не втянул в настоящий заговор случайных людей – слишком многое было бы поставлено на кон.
– А так, значит, можно? – Иван постепенно накалялся. – А мы-то считали тебя другом, Жан-Поль! А ты так подло подставил нас под пули гвардейцев, под пытки и смерть!
– Да никто б на вас не подумал! – приподнявшись, яростно возразил Жан-Поль. – Вы же иностранцы! С чего вам лезть в чужие дела? Тем более я был рядом, в толпе, и вывел бы вас прочь потайным ходом… Нет-нет, не возражайте, вывел бы, клянусь святым Дионисием! Я уже пробирался к вам, когда вы вдруг так внезапно исчезли… Я уж не знал, что и думать. Полез на крыши и вот…
Иван с сомнением покачал головой:
– Не знаю, можно ли тебе теперь верить. Кто знает, где бы мы все сейчас были, если б не плащ Рене!
– Рене? – удивился нормандец. – А он-то тут при чем?
Русские переглянулись:
– Сказать ему?
– Умоляю, говорите по-французски! – взмолился Жан-Поль.
Иван еле заметно кивнул.
– Вот что, Жан-Поль, – негромко произнес Митрий. – Хочу тебе сказать, что незадолго до произошедших событий месье Рене Мелиссье обратился к Прохору с точно такой же просьбой, что и ты – к Ивану! Затеять свалку у определенного дома.
– Что?! – вскинулся нормандец и тут же, скривившись от боли, осел. – Значит, и гугеноты тоже… Что ж, следовало ожидать – случай удобный. Так вот кто чуть не попал в короля!
– Ага, так Генриха чуть было не пристрелили?! – Митрий всплеснул руками. – Вот так попугали! Ты, кстати, это откуда знаешь, Жан-Поль?
– Заглядывал толстый Робер, я ему сказал, что пострадал на дуэли.
– Робер?! – не на шутку озаботился Иван. – А он не донесет?
– Не донесет. – Нормандец усмехнулся. – Ничего необычного – не впервой мне случается пострадать на дуэли.
– Ну, ты прямо этот… забияка, бретер! – покачал головой Митрий.
– Благодарю за лестные слова, – как мог, приосанился раненый. – Однако что касается гугенотов… им нет никакого смысла убивать короля. Напугать – да, но не убивать. Клан Медичи – католический клан, и вместо малолетнего наследника страной бы стали править католики, да еще самые упертые! Нет, убить хотели не гугеноты…
– Тогда, значит, ваши, католики.
– Католики, – серьезно кивнул Жан-Поль. – Но – не наши.
– Как это – не ваши? – удивился Иван. – А какие же?
– Аристократы! – негромко пояснил нормандец. – Потомки и родичи самых известных родов – Конде, Гизов. О, это та еще клоака! Вот они-то как раз и могли рассчитывать усадить регентом своего человека. Постойте-ка… – Жан-Поль внезапно осекся. – Значит, кроме нас и гугенотов в засаде был и кто-то третий. Он и стрелял на поражение. Не попал – спугнули. Третий… Да, этот дом – больно уж удобное место… Вас больше никто ни о чем не просил?
– Нет, никто! – поспешно – слишком поспешно – откликнулся Иван. А у самого уже давно засело в голове: Камилла! «Бель анконю». Так вот зачем все, оказывается… У юноши было такое чувство, будто его использовали, как губку – вытереть кровь. Использовали – и выкинули. Верней – не успели. Вспомнился вдруг тот человек в сером плаще, с холодными глазами убийцы. Ох, не зря он так сноровисто махал кинжалом… И если б не плащ…
– Вот что, парни, считайте, что мы счастливо отделались, – откинув со лба волосы, заключил Жан-Поль. – Я вас втянул – тебя, Иван, – и в этом признаюсь, виноват. Но Мити и Прохора втянул ларошелец Рене. Вы с ним говорили?
– С тех пор – даже не видели, – признался Митрий. – Ни на лекциях нет, ни дома. Его сосед по апартаментам, толстый Робер, ничего не знает.
– Это плохо, что не знает, плохо. – Нормандец поджал губы. – Эх, скорее бы выздороветь! У меня много друзей в Латинском квартале – если кто-то будет про нас выспрашивать, узнаю сразу.
– Будем надеяться, – усмехнулся Иван.
Он хотел было еще раз напомнить, что это именно Жан-Поль втянул его в чужие опасные игры… Но осекся. Ведь выходило – не только Жан-Поль. Да и вообще, нормандец сыграл во всем случившемся отнюдь не главную роль, отнюдь…
Камилла! Использовала – во всех смыслах использовала – и за ненадобностью выкинула. Вот змея! И все же Иван не чувствовал к ней такой ненависти, какую, наверное, должен был ощущать, ведь воспоминания о встрече с «бель анконю» были окрашены в столь романтические тона… Сказать по чести, юноша не отказался бы и от еще одной встречи… И даже – не от одной. Пусть это опасно, пусть грозит смертью, но ведь Камилла настолько… Иван покраснел вдруг, устыдившись собственных мыслей, – а не слишком ли быстро он забыл Василису?! Синеглазую девушку с толстой темно-русой косою, что ждала его в далеком Тихвинском посаде… О нет, не забыл, как можно было такое подумать! Василиса – это то, настоящее, ради чего стоит жить, а вот… а вот Камилла… Да, красивая, интересная… Но чужая! Увлечение – ничуть не более… как и он для нее. Впрочем, нет, он для Камиллы оказался отнюдь не простым увлечением… Был использован! Ловко и цинично использован. Так же, как и Жан-Полем. Или Прохор с Митькой – гугенотом Рене. Господи, как же надоело играть в чужие игры!