Кухарка бережно выдала обмеревшей от изумления Клариссе сложенный вчетверо лист.
Отец против ожидания расхохотался.
– Славный ухаживатель! Скольких «серьезных» воздыхателей я из-под твоих окон гонял, а только один догадался прямой дорогой идти, да отца умаслить не забыл!
Кларисса сидела уже красная, глядя в блюдце и не решаясь развернуть записку.
– Не бойся, – отсмеялся отец, – читать не буду, вижу, честно передал. Станешь ответ сочинять – нашим новым чаем соседа уважь.
Все еще не находя слов, Кларисса подхватила верхнюю оладью с горки, проглотила чай и отбыла к себе наверх. Такого захода она от молчаливого Теодора ожидать никак не могла.
«Удивлен даже сравнением. Предположу, что вам глянулась роль прекрасной Катариты?» – прочла Кларисса, оставшись наедине с собой.
«Катарита?» – припоминала она. – «знатная и ладная, но строптивая гордячка пьесы Туманной страны!»
Интересно, это положить оскорблением? Или молодец продолжает чваниться просвещением, силясь поставить девушку в тупик? Тогда он промахнулся. Она сама укажет ему место.
«Вам ли возбрело в голову меня укрощать? Хитроумный путь через батюшку достоен коварного Логги, но едва ли с такими заслугами дотянуть до Круглого стола» – приписала она ниже на листе.
Рука теперь не дрогнула, почерк был на загляденье. Пусть не подумает, будто она сбережет в шкатулке его подношение. Следовало и давеча на том же листе ответить, да поздно. Небрежности ради сложив грамотку только пополам, Кларисса спустилась вниз, и примостила ее в корзинку с тремя мешочками дорогого чайного листа. Что бы она ни судила о Теодоре, а репутацию отца среди купеческого сословия ставить под удар негоже.
Кларисса знала, что до сумерек сын часто помогает отцу в лавке и скорого ответа не последует. Однако нечаянный азарт этого нового ее развлечения сменился ожиданием, и день тянулся точно сани по песку.
Наконец, к вечерней трапезе поспело и письмо. Под ее двумя строчками появились три новые, ровные и уверенные:
«Разве каждый рыцарь Камелода был его достоин? Иные вершили такое, что я скорее изберу тернистый путь одинокого Жана Жольжана».
Кларисса наморщила лоб и зашагала по комнате. Сколько ни усердствовала, а Жольжана припомнить не могла. То-то стыд! Он ее поймал? Или выдумал?
Можно измыслить такое выражение, что ее неведение будет укрыто, только Теодор, пожалуй, не дурак, догадается – попалась.
Отец трудился с утра и дотемна, поэтому семейный завтрак был нередко единственной, но прочной (коль скоро он не в пути) возможностью поговорить с двумя дочерями на выданье. Нечего было и думать пропустить первую трапезу. Кларисса поела споро и с кислой тоской лицезрела, как взрослящаяся сестрица сперва жеманно кушает пшеничную кашу, а после выводит на тарелке узоры из оставленного напоследок изюма.
Батюшке Кларисса объявила, что днесь намеревается прогуляться в либерию и провести там немало времени. Тот ничего вызнавать не стал, но затаил хитринку в морщинках у глаз.
«Никак уже меня с Теодором мысленно сосватал» – вздохнула про себя девица. – «Горько бы разочаровался, узнав, какие сей Тедька слагает комплименты».
Доступ к библиотечным книгам для дочерей вводил купца в значительные издержки . Однако он вознамерился дать им образование поистине дворянское. Книги, лютни и наставники его юных наследниц обходились дороже, чем иным аристократкам. Вскорости и наряды будут от известных портных, дорогой ткани и крепкой магии. Уже и теперь платья самые модные, с корсетами – пока, впрочем, не на заказ слажены, а у нуждающейся леди с выгодой перекупленные.
Либерия окутала Клариссу привычной терпкой смесью запахов. Здесь хранились книги на старинном пергаменте, на новой восточной бумаге, на плотных тростниковых свитках. С чем сравнить утешение развернуть ветхий свиток или отворить хрустящую обложку? В дом ничего брать не позволялось – должно устраиваться за столами и читать тут же, под чутким взором книгохранителя.
«Жан Жольжан» – повторяла Кларисса, повесив шубку в большой входной хоромине и тихо вышагивая вдоль знакомых стоек читальни. – "Поиск всякого Жана стоит начинать в наследии Шарлии».
Гордость не позволила спросить у сурового хранителя прямо, где мог значиться таковой Жан, но на втором десятке просмотра шарльских книг с она ликованием обнаружила сего персонажа.
«Обездоленные» – значилось именование.
Весьма собой довольная, девица трепетно перенесла книгу на один из столов в центре сухой теплой читальной хоромины – магия берегла подходящий для либерии климат. Свечей тем более держать не рисковали, ставя надежные магические лампы.