— Уж не думаешь ли ты, что мир, который ты собираешься построить, будет миром нашего прошлого? — тихо спросила Пия. — Прошлое не вернется. И ты не имеешь права утверждать, будто мир, который мы застали на Земле, хуже того, который существовал триста восемьдесят веков назад.
— Я не говорю, что он хуже. Он — иной, чуждый нам.
— Он только кажется нам чуждым и непонятным. Его необходимо познать, понять…
— Какой ценой?! Я хочу остаться самим собой!
Она сочувственно смотрела на него.
— Кажется, — сказала она немного погодя, — в этом вся суть. А ведь не мир к нам должен приспосабливаться, а мы к нему. Таков путь познания и… понимания. И поэтому я с тобой не полечу.
— Зачем же ты пришла? — раздраженно проговорил он.
— Хотела убедить тебя.
— Потеря времени. Если они не повредили механизмы ракеты или не помешают мне каким-либо иным способом, я стартую через десять минут.
— Подожди, я только заберу научные материалы. Они принадлежат Земле.
— Поступай, как хочешь…
Он остался в штурманской один. Сел окодо пульта и подпер голову руками.
Значит, и она… Быть может, он обязан спасти ее? Даже против ее воли? Имеет ли он право оставить ее здесь? Не будет ли это похоже на то, что он бросил психически больного товарища? Разве уход Гелии — не предостережение?
Он понял, что спустя минуту будет уже поздно. Стоит Пие покинуть корабль — и он навсегда потеряет последнее близкое ему существо. Вот пульт управления. В левом углу опломбированный рычаг. Нарисованный на пульте красный кружок подчеркивает его особое назначение. Рост протянул руку. Осторожно, словно сомневаясь, он дотронулся до рычага пальцами. Потом резко рванул металлическую рукоятку.
Приглушенный гул прошел по кораблю.
Аварийные переборки перекрыли проходы.
Он пробежал пальцами по клавишам. Загорелась желтая лампочка. Реакторы перешли с холостого хода на рабочий. Через шесть минут он может стартовать. Если успеет разработать программу…
Подойдя к пульту центральной вычислительной системы, Рост поспешно, дрожащей от волнения рукой отстукал на клавишах ограничительное задание. Вообще-то у него не было никаких данных. Он не знал, где находится космодром, каково точное взаиморасположение планет. Но сейчас самое главное — взлететь, пробить атмосферу и перевести корабль на круговую орбиту. Потом будет достаточно времени на измерения и вычисления.
Автомат уже печатал контрольные цифры, когда раздался звонок телефона.
Первым желанием Роста было включить динамик. Переключатель находился на пульте управления. Достаточно протянуть руку. Но тогда пришлось бы вступить в разговор… Неужели он боится аргументов Пии? А может, просто вопроса: «Что ты собираешься делать? Ты подумал?»…
Звонок не умолкал. Не давал сосредоточиться. Настойчиво, упорно требовал ответа.
Стартовать! Как можно скорее покинуть Землю!
Он смотрел на цифры, медленно перемещающиеся в оконцах контрольной аппаратуры. Старался сконцентрировать внимание на работе автоматов, готовивших межзвездный корабль к старту. Но звонок не умолкал и но давал забыть то, что происходило там, в одной из кабин, разделенных аварийными переборками на герметически закрытые клетки.
Он прекрасно знал Пию. Ее спокойствие, решительность и выдержку, которые она проявляла в самых сложных положениях. Он представил себе, как она стоит у внутреннего телефона и ждет.
Даже если он стартует, даже если улетит, что он ей скажет? Сумеет ли убедить? Ведь даже если это болезнь, существует ли какое-нибудь лекарство?..
В глубине души он не был уверен до конца в своей правоте.
На пульте зажглась зеленая лампочка. В трех контрольных окошках под ней появились цифры «О».
Рост смотрел на зеленый огонек, и на лбу у него выступили капли холодного пота. Прошло еще несколько секунд.
Он положил руку на стартовую кнопку, потом быстро отдернул ее и пробежал пальцами по клавишам — погасла зеленая лампочка, вслед за ней желтая, реакторы перешли на холостой ход.
Быстро, не колеблясь, он передвинул рычаг аварийной системы в прежнее положение. Опять шум прошел по стенам корабля: переборки уже не закрывали проходов…
Телефон неожиданно умолк. Кабину заполнила звенящая тишина.
Рост неподвижно сидел у пульта и смотрел на дверь, ведущую в глубь корабля. Он ждал. Чего? Неужели все еще надеялся?
Медленно уходили минуты…
Вдруг на боковом контрольном щите загорелся и начал ритмично помигивать маленький белый светлячок. Рост тут же заметил сигнал и почувствовал, пожалуй впервые за много лет, как слезы побежали по щекам.
Надеяться было не на что. Он знал — Пия не придет. Это работал подъемник, соединяющий выходную камеру с поверхностью планеты.
Он нервно сжал веки. Все пережитое показалось ему дурным, кошмарным сном. Проснуться, если бы можно было проснуться, пусть даже ценой возвращения к физическим мучениям, которые он переносил еще так недавно, разбитый параличом.
Когда он открыл глаза, сигнальный огонек уже погас.; Он остался один в опустевшем межзвездном корабле. Нажав клавиш, включил телеиллюминаторы.
На фоне белого, залитого солнцем стартового круга двигалась темная фигурка. Рост смотрел, как она удаляется, с каждой секундой уменьшаясь на экране.
На полпути между кораблем и лесом Пия остановилась. Несколько секунд смотрела в сторону корабля, потом решительно повернулась и через несколько минут скрылась среди деревьев.
Только теперь Роста охватил настоящий страх перед одиночеством, страх, до сих пор таившийся где-то за гранью сознания. Хватит ли ему сил, решимости? Этого он сказать не мог. Вместе с уходом Пии потеряло смысл все, что он намечал. Зачем ему теперь было лететь к чужим мирам? Все сделалось безразличным и бессмысленным.
Он неподвижно сидел перед экраном, ожидая чего-то. Но разве можно было еще на что-то надеяться?..
Только тени облаков медленно плыли по земле, то и дело покрывая белую стартовую плиту космодрома.
Рост еще раз оглянулся. Над кустами можжевельника теперь виднелась только носовая часть межзвездного корабля. Первые лучи восходящего солнца уже посеребрили купол обсерватории, издалека похожий на стеклянный шар, прикрепленный к верхушке новогодней елки.
Рост не чувствовал ни сожаления, ни беспокойства. Он уже смирился с мыслью о поражении. Он знал, что не сможет отгородиться от этого странного, чуждого ему мира, но не в силах и бежать от него. И все-таки его взгляд то и дело непроизвольно возвращался к опустевшей ракете, словно ища в ней поддержки, прежде чем придется пересечь границу, отделяющую космодром от остального мира.
Молочный туман сгущался, превращаясь в сотканную из облаков стену. Он знал, что стоит ему вступить в эти облака, как пространство, а может быть, и время потеряют прежние размеры. То, что он чувствовал в этот момент, не было ни страхом перед новой жизнью, ни сожалением о прежней. Он просто хотел, чтобы то, чего он ожидал, было уже позади, чтобы его поглотил без остатка и преобразил тот мир, который отнял у него последних, самых близких ему людей.
Туман расступился, и Рост снова оказался в длинном, узком коридоре, который привел его в зал без дверей и окон, с потолком, казалось, раскрытыми простор утреннего неба. Стоило ему войти, как на стенах появились цветные пятна и линии. Он следил за их движением и изменением вначале довольно безразлично, потом со все возрастающим интересом и даже удовольствием. Его удивило, как, блуждая с Гелией и Пией, он не ощутил всей прелести и гармонии этих пластических форм.
Гелия была права — цветными линиями и пятнами управляло течение его мыслей. Это подтверждалось опытами, результаты которых все больше захватывали его, Постепенно он научился управлять ходом пластичных изображений, а следовательно, и течением собственных мыслей. Неужели этот гигантский электроэнцефалограф был создан именно ради этого? Вероятно, наблюдая за изображениями, можно не только видеть ход своих мыслей, но и контролировать их правильность? Только ли формальную правильность? Может быть, правильность и по существу?.