– Что случилось и куда идем?
– Сейчас сами увидите. – Обычно невозмутимый Воронов сейчас находился явно в расстроенных чувствах.
– Так идти-то куда?
– На КП, Петр Николаевич.
– Ну, пойдем, – нахмурился Трегубов.
Командный пункт был одним из парадоксов местной службы. Учитывая, что ЗКП таковым больше не являлся, он был отключен ото всех стратегических линий. Но, так как специального устава для объектов подобного типа не существовало, на бывшем ЗКП продолжал действовать старый, согласно которому на Командном пункте обязательно должен был находиться дежурный офицер. Единственная польза, которую могла бы нести эта вахта – сбор сведений про обстановку на поверхности. Но то обстоятельство, что большая часть внешней аппаратуры, включая наружные камеры наблюдения, давно приказала долго жить, сводило эту пользу на нет. Однако, зная характер Трегубова, никто не рискнул даже в сложившейся ситуации забить на символическую, бесполезную вахту.
Воронов с восхищенным удивлением смотрел в спину начальственному родственнику. Широкий шаг, уверенная походка – ничто не указывало на то, что еще совсем недавно этот человек пережил тяжелейший стресс, а потом еще сутки заливал его алкоголем. Сам Тарас старался не думать ни о семье, оставшейся на «гражданке», ни о том, что же теперь, собственно делать, и как жить. До добра такие мысли сейчас не доведут, и то, что случилось в Командном пункте – живое тому подтверждение. Хотя, скорее, мертвое.
Вот мелькнула еще одна переборка, Трегубов резко дернул дверь на себя и вошел внутрь Командного пункта.
– Ну и что тут? Ага. Понятно. – Трегубов резко развернулся в сторону начальника гарнизона охраны. – И из-за этого ты меня дергал? Сами не могли управиться? Или мне убраться помочь?
Тарас еще раз взглянул на то, что находилось за спиной у Трегубова. В кресле дежурного сидел заместитель полковника, майор Фесенко. Возле кресла валялся табельный «Макаров», а обзорные экраны, за которыми, если бы ЗКП был действующим, полагалось следить дежурному, были выпачканы серо-бурым. Верхняя часть черепа майора отсутствовала.
«Ствол под челюсть нижнюю сунул, вот крышку черепа и снесло», – мелькнуло в голове у полковника.
– Точно сам? – Трегубов вопросительно взглянул на Воронова.
– Так точно, Петр Николаевич. Боец из срочников видел.
– А сейчас где он, этот боец?
– В сортире, блюет.
– Тащи его сюда.
Старший лейтенант развернулся и вышел. Трегубов подошел к пульту, вытянул из-под него второе кресло и внимательно осмотрел. Не обнаружив на нем ни брызг крови, ни ошметков мозгов, удовлетворенно кивнул, откатил кресло подальше от трупа самоубийцы, уселся в него и с явным наслаждением закурил, откинувшись на спинку.
Не успел он докурить сигарету, как в коридоре вновь послышались шаги. Первым в Командный пункт вошел бледный, худощавый солдатик. Глаза бойца испуганно бегали, а нижняя челюсть подергивалась, из-за чего складывалось впечатление, что солдат вот-вот заплачет. А может, так и было. Увидев полковника, рядовой придал своей фигурке какое-то подобие уставной стойки «смирно» и, отдав честь, заикающимся голосом доложил:
– Рядовой Кобыев! По вашему приказанию прибыл. – Из-за спины бойца раздался смешок Воронова.
– Вольно, рядовой Кобыев. – Трегубов сбил пепел прямо на пол. – А расскажи-ка мне, рядовой Кобыев, что ты на КП делал? Или у нас тут уже рядовые вахту несут?
– Нн-никкак нет, товарищ полковник! Я… пришел доложить дежурному о творящемся непотребстве, а он тут как раз… Бах! – и мозги наружу… – Боец позеленел, видно было, что слова даются ему с огромным трудом.
– Стоп-стоп-стоп, Кобыев! О каком еще непотребстве? И почему ты, а не старший рабочей смены?
– Так старший тоже там… с ними… сам…
– Что «сам»?! С кем «с ними»?! Где «там»?! – Гаркнул, не выдерживая, Трегубов. – Ты будешь внятно докладывать или продолжишь мычать?
– На ферме… пьют…
– Что??? – Полковник аж подпрыгнул.