Несмотря на ОЗК и противогазы, несмотря на целый комплекс противорадиационных препаратов, которыми были укомплектованы аптечки ремонтников, несмотря на все меры предосторожности – никто из них не вернулся в Убежище. Да, все они были из касты рабов, но, тем не менее, у Воронова каждый раз сжималось сердце, когда Трегубов сообщал ему об очередном не вернувшемся ремонтнике. А в последний выход на поверхность с ремонтниками отправился один из людей Воронова. Дело в том, что боец, отправленный на замену подшипников в последний раз, со своей задачей не справился. Вентилятор так и не заработал, боец так и не вернулся. Трегубов предположил, что раб мог подвергнуться нападению хищников, которых и так в тайге хватало, а за несколько лет отсутствия человека зверья расплодиться должно было еще больше. На ремонт отправили трех бойцов со свинофермы, и придали им в охранение Вороновского зама, в полной выкладке. А через несколько часов Тараса вызвал Трегубов.
– Проходи, присаживайся. – Полковник повел рукой в приглашающем жесте.
– Спасибо, Петр Николаевич. Что там, вернулись наши? – Хотя прецедентов успешного возвращения не было, каждый раз Тарас надеялся, что картина на поверхности не так страшна, как ее обрисовал полковник, и когда-нибудь ему удастся покинуть опостылевшие стены Убежища. Что он будет делать дальше – Воронов не задумывался, главным было именно вырваться из давящего на мозг подземелья.
– Не совсем. Поэтому я тебя и вызвал. Вернулся один из рабов. Облученный донельзя, без ОЗК, противогаза и всего остального. Прежде, чем умереть, он рассказал, что группа подверглась нападению. Окончив ремонт вентиляции и поняв, что доза облучения, полученная ими – смертельна, они решили послужить Убежищу еще хоть чем-нибудь. Уже ставшие героями, спасшие нас всех от медленной смерти от удушья, они решили провести разведку на местности, насколько хватит сил! – голос полковника театрально возвысился, зазвучав настолько пафосно, что Тарас даже поморщился. Уж очень наигранно это звучало. Хотя с чего полковнику играть? Парни действительно герои, и достойны уважения. Просто Трегубов действительно за них переживает. Наверное.
Здесь мысли Тараса споткнулись о всплывшую в памяти картину со страшной казнью сержанта Киреева, когда это все только началось. Тогда Воронов оправдал для себя поступок полковника жесткой необходимостью, ведь не наведи тогда Трегубов порядок железной рукой, выживание всех, населяющих Убежище, было бы поставлено под угрозу. Но что-то в глубине души говорило ему, что это не так. Разделение на касты ему тоже не совсем понравилось, но во время голосования он оказался в меньшинстве. Только он, да начмед проголосовали против рабства и различий в питании, большинство же офицеров поддержало полковника.
Во-первых, кому-то работать действительно было нужно, а во-вторых… если бы Тарас захотел, он бы придумал и во-вторых, и в-третьих, и в-четвертых… Лучше всего на свете человек умеет находить оправдания своим поступкам или же, наоборот, бездействию. Тарасу было не до этого. Первые двое суток после Удара прошли для него, как в горячке, потом же его, как мешком по голове, накрыло осознание масштаба произошедшей катастрофы. Осознание того, что больше никогда не увидит молодую жену и двухлетнего сына. Никогда больше не приедет в гости к родителям, не выгонит из гаража свою видавшую виды «ауди» и не отправится вместе с соседом на двух-трехдневную рыбалку, которая чаще всего заканчивалась жутким похмельем и потерей части снастей. Не пройдет по улицам родного города, не поднимет голову к синему, безоблачному небу, подставляя лицо ласковым весенним лучам солнца.
Осознание того, что на весь остаток жизни его домом станет подземная казарма, с прикрученным к полу железным столом и откидной койкой невыносимо давило на психику. Одно время Тарас даже подумывал последовать примеру майора Фесенко, однако что-то удержало его от этого поступка. Со временем старший лейтенант смирился с положением вещей, но все равно не мог сдержать гримасы отвращения, глядя на толстых, обрюзгших, с трудом передвигающихся представителей высшей касты. Хотя Тарас и сам принадлежал к ней, однако жить он продолжал на этаже охраны. Все время, не занятое игрой в шахматы с начмедом (с полковником играть Воронов больше не мог, по непонятным ему самому причинам) и немногими обязанностями по Убежищу, проводил в импровизированном спортзале, стараясь удержать в форме хотя бы тело. Однополые отношения, получившие популярность среди высшей касты, вызывали у старшего лейтенанта чувство отвращения, и он предпочитал выплескивать тестостерон, остервенело меся грушу, или в спарринге с кем-либо из своих подчиненных. Бойцы, бывшие матерые волки из спецназа внутренних войск, также деградировали. Отсутствие нагрузок, тренировок, общее моральное состояние, доступность алкоголя и безделье превратили тренированных спецназовцев в располневшие, безвольные куски мяса. Лишь пара-тройка человек, глядя на командира, не вылезали из спортзала и с радостью принимали приглашение на тренировочный бой. Один из этих бойцов, его зам, Андрей Степанов, и отправился в качестве охранника на поверхность вместе с ремонтниками. Назначил его сам Трегубов, чему Тарас немало удивился. Он считал, что полковник и в лицо-то его парней не знает, не говоря уже про имя-фамилию. Однако факт оставался фактом: вызвав Воронова к себе, Трегубов поставил того в известность, что, согласно его распоряжению, вместе с ремонтниками на поверхность идет Степанов. «Без вопросов», – согласился тогда Тарас. Он так и не узнал, что перед выходом на поверхность Степанов упорно пытался встретиться со своим командиром и о чем-то с ним поговорить, но ему не дали такой возможности.