VIII
Когда Серафим снова пришел в себя, то был охвачен нестерпимой болью. Кроме нее он больше ничего не ощущал: органы чувств не желали работать. Вся кожа будто горела. Конечности налились свинцом и совершенно отказывались слушаться. Попытка вздоха сопровождалась острой колющей болью, а еще казалось, что спина переломлена надвое. Неизвестно, сколько продолжалась агония, но постепенно боль от разных источников начала стихать и сливаться воедино, пока, наконец, не превратилась в монотонное гудящее ощущение.
В обволакивающей Серафима темноте стали возникать туманные картины, лица и события из прошлого, но связать из них хотя бы одно цельное воспоминание никак не получалось. Тело давало странный отклик на любое действие. Будто реакция есть, но какая именно — понять невозможно. Очень пугающие ощущения, с которыми, тем не менее, Серафим оказался уже знаком. Он четко осознавал, что умирает. Это было единственным кусочком памяти, что не размылся в угасающем сознании.
Казалось, что вокруг не существует времени. Все видения пронеслись будто бы за секунду, а каждое в отдельности длилось целую вечность. Но и они постепенно соединялись вместе, смешивали свои краски и превращались в новый, совершенно фантастический образ. Увиденное тоже казалось Серафиму знакомым, правда сейчас эти воспоминания не были ясными.
Он на огромной скорости несся сквозь космос к яркому оранжевому диску какой-то неизвестной планеты. Очень скоро ее цвет перестал быть однородным. Стали различимы апельсиновый облака, вращающиеся в воронках огромных циклонов и сыплющие во все стороны молнии. В разрывах между ними виднелась более темная, иногда доходящая до цвета застарелой ржавчины, земля. Но, по мере приближения Серафима, движение ветров в направлении его полета стало неестественно искажаться, расчищая огромный коридор шириной во много десятков километров. Теперь еще отчетливее стала видна поверхность. Крупные горы, пространная сеть глубоких каньонов, необъятные пустоши — все было окрашено в одну и ту же гамму от темно-оранжевого до коричневого. Лишь самые высокие вершины имели более светлый цвет.
Сначала казалось, что планета полностью лишена жизни. На ее пустынных просторах просто не могли существовать ни вода, ни растения, ни животные. Однако, через некоторое время Серафим смог уловить движение внизу. Спустившись еще немного ниже — что оно там повсюду. Но увиденное казалось слишком нереалистичным: на поверхности сражались сотни тысяч воинов. Они использовали совершенно разное вооружение и броню. Большинство принадлежали Земле, намного предшествующей освоению космоса. Об этом Серафим знал из копий древних книг. Лишь одно объединяло всех бойцов: они будто бы состояли из ржавчины. Когда кто-то получал критическое ранение, то рассыпался на большие оранжевые хлопья, которые медленно оседали на поверхность. Но тут же на его место прямо из земли поднимался новый солдат и сразу же бросался в бой. Каждую секунду сотни погибали, и сотни возрождались. Это была война без смысла и цели, без начала и конца, без победителей и побежденных.
В определенный момент все воины резко остановились и подняли головы к небу. Под их шлемами и касками не были видны лица, там жила лишь черная непроглядная пустота, в которой, тем не менее, чувствовались тысячи пристальных, озлобленных взглядов. Будто из этой бездны кричали и рвались наружу сущности всех когда-либо убитых и покалеченных. Такое жуткое зрелище привело Серафима в чувства. Он наконец понял, откуда помнил это видение.
Много лет назад на Прометее проводилась военная операция, результаты которой позволили Синергиуму там закрепиться и создать постоянную базу. Серафим тогда чуть не погиб, а пока находился без сознания, видел тоже, что и сейчас. Цепочка несвязных воспоминаний, странные ощущения в теле, оранжевая планета — все повторялось. Но в тот раз, когда воины остановились и начали поднимать свои взоры, он услышал очень мягкий и теплый, но совершенно нечеловеческий голос, который сказал: “Время еще не пришло. Есть то, что никто не сделает лучше тебя. Нужно лишь найти это”. Серафим зацепился за странный голос, как утопающий за соломинку, а затем очнулся. Раненых было много, и врач не мог терять больше времени, но последняя попытка реанимации, о которой попросил товарищ Стрельцова, оказалась успешной.
Сейчас же все происходило по-другому. Серафим продолжал движение и готовился на полной скорости столкнуться с поверхностью. Однако оранжевая земля на его пути стала оседать куда-то глубже, образуя огромную и идеально ровную воронку. По мере продвижения на ее дне стал виднеться теплый белый свет, который становился все интенсивнее, пока, наконец, полностью не окружил Серафима. В этот момент мир начал выворачиваться наизнанку: огромная планета из пыли и ржавчины свернулся в небольшой оранжевый шар и остался позади. А впереди был только лишь свет.